ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ ТОЛСТОЙ
В 1851 году Лев Николаевич Толстой «угнал» себя
на Кавказ, так как «жизнь его была такая безалаберная, распущенная, что он
готов был на всякое изменение ее».
Так объяснял позднее Лев Николаевич свой отъезд на Кавказ с
братом Николаем Николаевичем, который служил
на Кавказе и в апреле 1851 года возвращался к месту службы из отпуска.
На Кавказе в то время шла
война с горцами. Летом 1851 года Николай Николаевич Толстой участвовал
в экспедиции против горцев. В этой экспедиции разрешено было принять участие и
Льву Николаевичу в качестве добровольца.
Несколько месяцев спустя Лев
Николаевич поступил здесь же, на Кавказе, на военную службу.
Весною 1852
года Лев Николаевич заболел.
Получив
отпуск для лечения, он поехал в Пятигорск.
16 мая 1852 года Толстой впервые приехал в Пяти горск. Поселился
Лев Николаевич на окраине города, в Кабардинской слободке
(теперь ул. Урицкого).
В одном из рассказов, написанных позднее для «Азбуки»,
Толстой описал Пятигорск, и домик на Кабардинке, в котором жил:
«Пятигорск так называется оттого, что он стоит на горе Беш-Тау (Толстой намеренно назвал гору Машук – Бештау), а беш по-татарски значит пять, тау - гора. Из этой горы течет
горячая серная вода. Вода эта горяча, как кипяток, и над местом, где идет вода
из горы, всегда стоит пар, как над самоваром. Место, где стоит город, очень
веселое. Из гор текут горячие родники, под горой течет речка Подкумок. По горе леса, кругом поля, а вдалеке всегда видны
большие Кавказские горы. На этих горах снег никогда не тает, и они всегда
белые, как сахар. Одна большая гора Эльбрус, как сахарная белая голова, видна
отовсюду, когда ясная погода. На горячие ключи приезжают лечиться, и над
ключами сделаны беседки, навесы, кругом разбиты сады и дорожки. По утрам играет
музыка и народ пьет воду или купается и гуляет.
Самый город стоит на горе, а под горой есть слобода. Я жил в
этой слободе в маленьком домике. Домик стоял на дворе, и перед окнами был
садик, а в саду стояли хозяйские пчелы, не в колодах, как в России, а в круглых
клетушках. Пчелы там так смирны, что всегда по утрам с Булькой
(любимой собакой ) сиживал я в этом
садике промежду ульев..
Булька ходил
промежду ульев, удивлялся на пчел, нюхал, слушал, как
они гудят, но так осторожно ходил около них, что не мешал им, и они его не
трогали».
Домик, где жил Толстой, значился в городских инвентарных
книгах под № 252, находился он на склоне Горячей горы. Отсюда открывается
прекрасный вид на цепь Кавказских гор, на Эльбрус и ближайшие горы.
Лев Николаевич, страстно любивший природу, глубоко
«чувствовал горы», их «строго величавый характер».
В письме к брату, Сергею Николаевичу, Лев Николаевич писал:
«Желал бы я
тебе описать дух пятигорский, да этотак же трудно, как рассказать новому человеку, в чем состоит Тула... Пятигорск тоже немножко Тула, но особенного
рода — кавказская... Здесь главную роль играют семейные дома и публичные
места. Общество состоит из помещиков (так... называются все приезжие), которые
смотрят на здешнюю цивилизацию презрительно, и господ офицеров, которые смотрят
на здешние увеселения как на верх блаженства...»
В день приезда, 16 мая, Толстой делает запись в дневнике: «В
Пятигорске музыка, гуляющие и все эти, бывало бессмысленно
привлекательные предметы не произвели никакого впечатления».
26 мая Лев
Николаевич записывает: «Был в Александровской галерее. Галерея очень забавна: вранье офицеров,
щегольство франтов и знакомства, которые там делаются».
Образ жизни Толстого в Пятигорске скромный. Он рано встает,
принимает ванны, пьет воду, ложится рано спать. Характерна для его образа жизни
в этот период следующая запись в дневнике: «Сидел у окна и думал много
хорошего».
Своей тетке,
Т. А. Ергольской, Толстой писал:
«Веду образ жизни очень правильный и уединенный... Я стараюсь заводить как можно меньше знакомых и воздерживаться
от интимности».
Через две недели после приезда делится с ней же: «Мои
литературные занятия идут понемножку, хотя я еще не думаю что-нибудь печатать.
Я третий раз переделал одну работу, которую я начал давно, и рассчитываю переделать ее еще раз, чтобы быть ею
довольным. Быть может, это будет работа Пенелопы, но это меня не
останавливает. Я пишу не ради тщеславия, а по влечению. Я нахожу удовольствие и
пользу в работе, и я работаю».
Речь идет о повести «Детство», к работе над которой Лев
Николаевич приступил в 1851 году и продолжал работать, как видно из цитируемого письма, в Пятигорске. Работая
над этой лирической повестью, Толстой мысленно переносился в Ясную Поляну, где
протекали его детские годы. «Я целыми часами мечтаю о Ясной,
о чудесном времени, которое я проводил там», - писал он.
13 июня Толстой закончил четвертую редакцию повести и в дневнике записал: «Кончил мое детство». Переписанная набело, эта
четвертая редакция повести была отправлена из Пятигорска в журнал «Современник»
3 июля.
Редактор «Современника» Н. А. Некрасов сразу оценил повесть
как произведение высоко талантливое. Письмо Некрасова
Лев Николаевич получил по возвращении из Пятигорска, в станице Старогладковской. Ответ обрадовал его, как записал Толстой
в дневнике, «до глупости».
Повесть была напечатана в 9-м номере «Современника» за 1852
год, под названием «История моего детства». Изменение названия очень огорчило
Толстого. Повесть, как, прочитав ее в журнале, записал Лев Николаевич в дневнике, была изуродована цензурой
«до крайности». Но и в таком виде она была восторженно встречена
читателями «Современника». «Со всех сторон от
публики сыпались похвалы новому автору, и все интересовались узнать его
фамилию», — рассказывает Д. Я. Панаева в своих «Воспоминаниях» (Лев Николаевич
не подписал полностью свою фамилию, поставив только инициалы «Л. Н.»).
«Детство», над которым работал Лев Николаевич в Пятигорске, было первое художественное
произведение Толстого.
В Пятигорске Лев Николаевич начал работать еще над двумя
произведениями: очерком «Набег» и рассказом
«Утро помещика». Оба эти произведения носят автобиографический
характер.
В 1910 году, разговаривая со старшим сыном по поводу
рассказа «Набег», Лев Николаевич сказал: «Да ведь это я в набег ходил, я тогда
не служил еще».
Уже в этом
раннем рассказе, написанном Толстым-офицером, встречаются строки, отражающие
его отрицательное отношение к войне: «Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным
небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека
чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных? Все недоброе в
сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть
в прикосновении с природой — этим непосредственнейшим выражением красоты
и добра».
В «Набеге» Толстой рассказывает
историю молодого, мечтающего о подвиге прапорщика Аланина.
Прототипом Аланина
явился сослуживец Толстого по полку офицер Буемский,
с которым Лев Николаевич совершил летом 1852 года свое путешествие на курорт.
Избегая новых знакомств и воздерживаясь от «интимности», Лев Николаевич
встречался с Буемским ежедневно. Буемский поселился в той же слободке, где нанимал домик Толстой.
Работая над рассказом «Утро помещика», Толстой также
переносился воображением в Ясную Поляну, но в другой период, в другую
обстановку.
Вот что писал об этом биограф Толстого Бирюков: «К этому времени следует отнести попытки Льва Николаевича
хозяйствовать на новых началах, а главное, попытки установления правильных
разумно-дружелюбных отношений с
крестьянами, которые окончились так неудачно и неудача которых так ярко
изображена в рассказе «Утро помещика».
3 июля Толстой
ходил на Провал, о чем свидетельствует запись в дневнике.
6 июля Лев
Николаевич переехал в Железноводск, где так же, как и в Пятигорске, вел
уединенный образ жизни, лечился, много читал,
работал, гулял. Местоположение Железноводска в лесу очень понравилось
ему.
1 августа Лев
Николаевич вернулся в Пятигорск, а 5 августа покинул Кавказские Минеральные
Воды.
«Я не делал здесь глупостей. Это будет первый город, из
которого я не увезу раскаяния»,— записал Лев Николаевич в дневнике перед отъездом из
Пятигорска.
Вторично Лев Николаевич приехал в Пятигорск 9 июля 1853 года
уже признанным писателем.
Вначале Толстой остановился в «Ресторации», но вскоре
перешел на прежнюю квартиру в слободке, в домик № 252.
В Пятигорск приехала в то лето
сестра Льва Николаевича Мария Николаевна с мужем. Та «Маша», которую он
считал идеалом жены. Брат Николай Николаевич, теперь в отставке, также был в
Пятигорске.
Лев
Николаевич надеялся в теплой, семейной обстановке избавиться от чувства
одиночества, которое особенно остро чувствовал в этот период.
С братом, сестрой и ее мужем Лев Николаевич встречался
ежедневно, но он не нашел того, чего так жаждал: сестра ведет светский образ
жизни, и у нее не достает времени глубже вдуматься в состояние брата. А в Николае
Николаевиче, казавшемся Льву Николаевичу до кавказской жизни, идеалом человека,
Толстой разочаровался.
18 июня Толстой
сделал в дневнике следующую запись: «Холодность ко мне моих родных мучает
меня... Отчего никто не любит меня? Я не дурак, не
урод, не дурной человек, не невежда. Непостижимо». И добавляет: «Или я не для
этого круга?»
Через два дня, 20 июля, Лев Николаевич с горечью писал брату
Сергею Николаевичу: «В две недели, которые я с ними, я не слыхал ни от того,
ни от другого ни
одного не нежного (нежности, пожалуй), но душевного слова, которое бы
доказывало, что меня любят, что я что-нибудь значу в их жизни».
Чувство одиночества настолько сильно, что Толстой не может
жить так же уединенно, как жил в Пятигорске летом в 1852 году.
Он гуляет по пятигорскому бульвару, бывает в «Ресторации», ездит в Ессентуки, Железноводск и особенно
часто в Кисловодск.
В
Железноводске Лев Николаевич познакомился с сосланным на Кавказ Н. С. Кашкиным, послужившим ему прототипом для героя рассказа
«Разжалованный» - Гуськова.
Рассказ был написан Толстым в 1856 году и напечатан в
«Библиотеке для чтения» под названием «Встреча в отряде с московским знакомым»
(название изменено по цензурным соображениям).
В Пятигорске Лев Николаевич много
читает и бывает только в доме доктора Пятигорского военного госпиталя И. Е.
Дроздова.
Прекрасный музыкант Лев Николаевич любит классическую
музыку и, найдя в семье Дроздовых поклонников серьезной музыки, с удовольствием посещает этот дом. Партнершей его по игре на фортепиано была
дочь Дроздова, которая, как вспоминал ее брат, играла «достаточно
хорошо».
То состояние неудовлетворенности, которое переживал Толстой в этот приезд в Пятигорск, мешало ему
работать.
20 июня он
пишет брату Сергею Николаевичу: «Для того
чтобы писать хорошо, нужно душевное спокойствие, которого у меня нет».
Состояние неудовлетворенности
усиливалось еще тем, что, продолжая оставаться на военной службе, Лев Николаевич
тяготился ею. Еще до приезда в Пятигорск он подал
прошение об увольнении его от службы «по необходимым домашним обстоятельствам» и в Пятигорске с нетерпением
ожидал отставку.
Но он все же упорно работает над
повестью «Отрочество». Одновременно пишет «Кавказский рассказ» («Рубка леса»)
и начинает повесть «Казаки».
«Труд, труд! Как я чувствую себя
счастливым, когда тружусь»,— пишет он.
И вот в то время как Толстой всецело занят литературным трудом, который дает ему удовлетворение, он
получает из Тифлиса извещение, что
ему не только отказано в отставке, но даже и в кратковременном отпуске.
23 июля вторая
редакция «Отрочества» была закончена.
13 сентября
запись в дневнике Толстого: «Пришла мысль записок маркера, удивительно хорошо».
В тот же день он начинает работу.
На другой день, 14 сентября, новая запись: «Окончил начерно и вечером написал лист набело. Пишу с
таким увлечением, что мне тяжело даже: сердце замирает. С трепетом
берусь за тетрадь».
16 сентября:
«Молодец я, работал славно. Кончил».
17
сентября отправил рукопись в «Современник». «Записки маркера» были написаны в
течение трех дней.
Более двух месяцев прожил на этот раз Лев Николаевич на
Кавказских Минеральных Водах,
8 октября он выехал из Пятигорска.
В 1857 году, когда Лев Николаевич
совершил первое заграничное путешествие и когда его тетушки выражали
слишком большой восторг от красот
швейцарской природы, Толстой
уверял их, что все это - дрянь в сравнении с Кавказом.
Позднее, когда имя Льва Николаевича Толстого приобрело
мировую известность, он писал: «Я был одинок и несчастлив, живя на Кавказе. Я
стал думать так, как только раз в жизни люди имеют силу думать. У меня есть
записки того времени, и теперь, перечитывая их, я не могу понять, чтобы человек
мог дойти до такой степени умственной
экзальтации, до которой дошел я тогда. Это было и мучительное и хорошее
время. Никогда ни прежде, ни после я не доходил до такой высоты мысли, не
заглядывал туда, как в это время».