Джюлио

 

                        Повесть

 

                      Вступление

 

        Осенний день тихонько угасал

     На высоте гранитных шведских скал.

     Туман облек поверхности озер,

     Так что едва заметить мог бы взор

     Бегущий белый парус рыбака.

     Я выходил тогда из рудника,

     Где золото, земных трудов предмет,

     Там люди достают уж много лет;

     Здесь обратились страсти все в одну,

     И вечный стук тревожит тишину;

     Между столпов гранитных и аркад

     Блестит огонь трепещущих лампад,

     Как мысль в уме, подавленном тоской,

     Кидая свет бессильный и пустой!..

 

        Но если очи, в бесприветной мгле

     Угасшие, морщины на челе,

     Но если бледный вялый цвет ланит

     И равнодушный молчаливый вид,

     Но если вздох, потерянный в тиши,

     Являют грусть глубокую души,-

     О! не завидуйте судьбе такой.

     Печальна жизнь в могиле золотой.

     Поверьте мне, немногие из них

     Могли собрать плоды трудов своих.

 

        Не нахожу достаточных речей,

     Чтоб описать восторг души моей,

     Когда я вновь взглянул на небеса,

     И освежила голову роса.

     Тянулись цепью острые скалы

     Передо мной; пустынные орлы

     Носилися, крича средь высоты.

     Я зрел вдали кудрявые кусты

     У озера спокойных берегов

     И стебли черные сухих дубов.

     От рудника вился, желтея, путь...

     Как я желал скорей в себя вдохнуть

     Прохладный воздух, вольный, как народ

     Тех гор, куда сей узкий путь ведет.

 

        Вожатому подарок я вручил,

     Но, признаюсь, меня он удивил,

     Когда не принял денег. Я не мог

     Понять, зачем, и снова в кошелек

     Не смел их положить... Его черты

     (Развалины минувшей красоты,

     Хоть не являли старости оне),

     Казалося, знакомы были мне.

 

     И подойдя, взяв за руку меня:

     «Напрасно б,- он сказал,- скрывался я!

     Так, Джюлио пред вами, но не тот,

     Кто по струям венецианских вод

     В украшенной гондоле пролетал.

     Я жил, я жил и много испытал;

     Не для корысти я в стране чужой:

     Могилы тьма сходна с моей душой,

     В которой страсти, лета и мечты

     Изрыли бездну вечной пустоты...

     Но я молю вас только об одном,

     Молю: возьмите этот свиток. В нем,

     В нем мир всю жизнь души моей найдет-

     И, может быть, он вас остережет!»

     Тут скрылся быстро пасмурный чудак,

     И посмеялся я над ним; бедняк,

     Я полагал, рассудок потеряв,

     Не потерял еще свой пылкий нрав;

     Но, пробегая свиток (видит Бог),

     Я много слез остановить не мог.

 

                          ***

     Есть край: его Италией зовут;

     Как божьи птицы, мнится, там живут

     Покойно, вольно и беспечно. И прошлец,

     Германии иль Англии жилец,

     Дивится часто счастию людей,

     Скрывающих улыбкою очей

     Безумный пыл и тайный яд страстей.

     Вам, жителям холодной стороны,

     Не перенять сей ложной тишины,

     Хотя ни месть, ни ревность, ни любовь

     Не могут в вас зажечь так сильно кровь,

     Как в том, кто близ Неаполя рожден:

     Для крайностей ваш дух не сотворен!..

     Спокойны вы!.. на ваш унылый край

     Навек я променял сей южный рай,

     Где тополи, обвитые лозой,

     Хотят шатер достигнуть голубой,

     Где любят моря синие валы

     Баюкать тень береговой скалы...

 

        Вблизи Неаполя мой пышный дом

     Белеется на берегу морском,

     И вкруг него веселые сады;

     Мосты, фонтаны, бюсты и пруды

     Я не могу на память перечесть;

     И там у вод, в лимонной роще, есть

     Беседка; всех других она милей,

     Однако вспомнить я боюсь об ней.

     Она душистым запахом полна,

     Уединенна и всегда темна.

     Ах! здесь любовь моя погребена;

     Здесь крест, нагнутый временем, торчит

     Над холмиком, где Лоры труп сокрыт.

 

        При верной помощи теней ночных,

     Бывало, мы, укрывшись от родных,

     Туманною озарены луной,

     Спешили с ней туда рука с рукой;

     И Лора, лютню взяв, певала мне...

     Ее плечо горело как в огне,

     Когда к нему я голову склонял

     И пойманные кудри целовал...

     Как гордо волновалась грудь твоя,

     Коль, очи в очи томно устреми,

     Твой Джюлио слова любви твердил;

     Лукаво милый пальчик мне грозил,

     Когда я, у твоих склоняясь ног,

     Восторг в душе остановить не мог...

 

        Случалось, после я любил сильней,

     Чем в этот раз; но жалость лишь о сей

     Любви живет, горит в груди моей.

     Она прошла, таков судьбы закон,

     Неумолим и непреклонен он,

     Хотя щадит луны любезной свет,

     Как памятник всего, чего уж нет.

 

        О, тень священная! простишь ли ты

     Тому, кто обманул твои мечты,

     Кто обольстил невинную тебя

     И навсегда оставил  не скорбя?

     Я страсть твою употребил во зло,

     Но ты взгляни на бледное чело,

     Которое изрыли не труды,-

     На нем раскаянья и мук следы;

     Взгляни на степь, куда я убежал,

     На снежные вершины шведских скал,

     На эту бездну смрадной темноты,

     Где носятся, как дым, твои черты,

     На ложе, где с рыданием, с тоской

     Кляну себя с минуты роковой...

     И сжалься, сжалься, сжалься надо мной!..

     ......................................................................

 

        Когда мы женщину обманем, тайный страх

     Живет для нас в младых ее очах;

     Как в зеркале, вину во взоре том

     Мы различив, укор себе прочтем.

     Вот отчего, оставя отчий дом,

     Я поспешил, бессмысленный, бежать,

     Чтоб где-нибудь рассеянье сыскать!

     Но с Лорой я проститься захотел.

     Я объявил, что мне в чужой предел

     Отправиться на много должно лет,

     Чтоб осмотреть великий божий свет.

     «Зачем тебе! - воскликнула она,-

     Что даст тебе чужая сторона,

     Когда ты здесь не хочешь быть счастлив?..

     Подумай, Джюлио!» Тут, взор склонив,

     Она меня рукою обняла,-

     «Ах, я почти уверена была,

     Что не откажешь в просьбе мне одной:

     Не покидай меня, возьми с собой,

     Не преступи вторично свой обет...

     Теперь... ты должен знать!..» - «Нет, Лора, нет!-

     Воскликнул я,- оставь меня, забудь;

     Привязанность былую не вдохнуть

     В холодную к тебе отныне грудь;

     Как странники на небе, облака,

     Свободно сердце и любовь легка».

     И, побледнев как будто бы сквозь сна,

     В ответ сказала тихо мне она:

     «Итак, прости навек, любезный мой;

     Жестокий друг, обманщик дорогой;

     Когда бы знал, что оставляешь ты...

     Однако прочь безумные мечты,

     Надежда! сердце это не смущай...

     Ты более не мой... прощай!.. прощай!..

     Желаю, чтоб тебя в чужой стране

     Не мучила бы память обо мне...»

 

        То был глубокий вещей скорби глас.

     Так мы расстались. Кто жалчей из нас,

     Пускай в своем уме рассудит тот,

     Кто некогда сии листы прочтет.

 

        Зачем цену утраты на земле

     Мы познаем, когда уж в вечной мгле

     Сокровище потонет, и никак

     Нельзя разгнать его покрывший мрак?

     Любовь младых, прелестных женских глаз,

     По редкости, сокровище для нас

     (Так мало дев, умеющих любить);

     Мы день и ночь должны его хранить;

     И горе! если скроется оно:

     Навек блаженства сердце лишено.

     Мы только раз один в кругу земном

     Горим взаимной нежности огнем.

 

        Пять целых лет провел в Париже я.

     Шалил, именье с временем губя;

     Первоначальной страсти жар святой

     Я называл младенческой мечтой.

     Дорога славы, заманив мой взор,

     Наскучила мне. Совести укор

     Убить любовью новой захотев,

     Я стал искать беседы юных дев;

     Когда же охладел к ним наконец,

     Представила мне дружба свой венец;

     Повеселив меня немного дней,

     Распался он на голове моей...

     Я стал бродить, печален и один;

     Меня уверили, что это сплин;

     Когда же надоели доктора,

     Я хладнокровно их согнал с двора.

 

        Душа моя была пуста, жестка.

     Я походил тогда на бедняка:

     Надеясь клад найти, глубокий ров

     Он ископал среди своих садов,

     Испортить не страшась гряды цветов,

     Рыл, рыл - вдруг что-то застучало - он

     Вздрогнул... предмет трудов его найден -

     Приблизился -  торопится... глядит:

     Что ж? - перед ним гнилой скелет лежит

    «"Заботы вьются в сумраке ночей

     Вкруг ложа мягкого, златых кистей;

     У изголовья совесть-скорпион

     От вежд засохших гонит сладкий сон;

     Как ветр преследует по небу вдаль

     Оторванные тучки, так печаль,

     В одну и ту же с нами сев ладью,

     Не отстает ни в куще, ни в бою»,-

     Так римский говорит поэт-мудрец.

     Ах! это испытал я наконец,

     Отправившись, не зная сам куда,

     И с Сеною простившись навсегда!..

     Ни диких гор Швейцарии снега,

     Ни Рейна вдохновенные брега,

     Ничем мне ум наполнить не могли

     И сердцу ничего не принесли.

     ........................................................

     ........................................................

 

        Венеция! о, как прекрасна ты,

     Когда, как звезды спавши с высоты,

     Огни по влажным улицам твоим

     Скользят; и с блеском синим, золотым

     То затрепещут и погаснут вдруг,

     То вновь зажгутся; там далекий звук,

     Как благодарность в злой душе, порой

     Раздастся и умрет во тьме ночной:

     То песнь красавицы, с ней друг ея;

     Они поют, и мчится их ладья.

     Народ, теснясь на берегу, кипит.

     Оттуда любопытный взор следит

     Какой-нибудь красивый павильон,

     Который бегло в волнах отражен.

     Разнообразный плеск и весел шум

     Приводят много чувств и много дум;

     И много чудных случаев рождал

     Ничем не нарушимый Карнавал.

 

         Я прихожу в гремящий маскерад,

     Нарядов блеск там ослепляет взгляд;

     Здесь не узнает муж жены своей.

     Какой-нибудь лукавый чичисбей,

     Под маской, близ него проходит с ней;

     И муж готов божиться, что жена

     Лежит в дому отчаянно больна...

     Но если все проник ревнивый взор -

     Тотчас кинжал решит недолгий спор,

     Хотя ненужно пролитая кровь

     Уж не воротит женскую любовь!..

     Так мысля, в зале тихо я блуждал

     И разных лиц движенья наблюдал;

     Но, как пустые грезы снов пустых,

     Чтоб рассказать, я не запомню их.

     И вижу маску: мне грозит она.

     Огонь паров застольного вина

     Смутил мой ум, волнуя кровь мою.

     Я домино окутался, встаю,

     Открыл лицо, за тайным чудаком

     Стремлюсь и покидаю шумный дом.

     Быстрее ног преследуют его

     Мои глаза, не помня ничего;

     Вослед за ним, хотя и не хотел,

     На лестницу крутую я взлетел!..

 

        Огромные покои предо мной,

     Отделаны с искусственной красой;

     Сияли свечи яркие в углах,

     И живопись дышала на стенах.

     Ни блеск, ни сладкий аромат цветов

     Желаньем ускоряемых шагов

     Остановить в то время не могли:

     Они меня с предчувствием несли

     Туда, где, на диване опустясь,

     Мой незнакомец, бегом утомясь,

     Сидел; уже я близко у дверей -

     Вдруг -  (изумление души моей

     Чьи краски на земле изобразят?)

     С него упал обманчивый наряд -

     И женщина единственной красы

     Стояла близ меня. Ее власы

     Катились на волнуемую грудь

     С восточной негой... я не смел дохнуть,

     Покуда взор, весь слитый из огня,

     На землю томно не упал с меня.

     Ах! он стрелой во глубь мою проник!

     Не выразил бы чувств моих в сей миг

     Ни ангельский, ни демонский язык!..

     Средь гор кавказских есть, слыхал я, грот,

     Откуда Терек молодой течет,

     О скалы неприступные дробясь;

     С Казбека в пропасть иногда скатясь,

     Отверстие лавина завалит,

     Как мертвый, он на время замолчит...

     Но лишь враждебный снег промоет он,

     Быстрей его не будет Аквилон;

     Беги сайгак от берега в тот час

     И жаждущий табун - умчит он вас,

     Сей ток, покрытый пеною густой,

     Свободный, как чеченец удалой.

     Так и любовь, покрыта скуки льдом,

     Прорвется и мучительным огнем

     Должна свою разрушить колыбель,

     Достигнет или не достигнет цель!..

     И беден тот, кому судьбина, дав

     И влюбчивый и своевольный нрав,

     Позволила узнать подробно мир,

     Где человек всегда гоним и сир,

     Где жизнь - измен взаимных вечный ряд,

     Где память о добре и зле - все яд,

     И где они, покорствуя страстям,

     Приносят только сожаленье нам!

 

        Я был любим, сам страстию пылал

     И много дней Мелиной обладал,

     Летучих наслаждений властелин.

     Из этих ден я не забыл один:

     Златило утро дальний небосклон,

     И запах роз с брегов был разнесен

     Далеко в море; свежая волна,

     Играющим лучом пробуждена,

     Отзывы песни рыбаков несла...

     В ладье, при верной помощи весла,

     Неслися мы с Мелиною сам-друг,

     Внимая сладкий и небрежный звук;

     За нами в блеске утренних лучей

     Венеция, как пышный мавзолей

     Среди песков Египта золотых,

     Из волн поднявшись, озирала их.

     В восторге я твердил любви слова

     Подруге пламенной; моя глава,

     Когда я спорить уставал с водой,

     В колена ей склонялася порой.

     Я счастлив был; неведомый никем,

     Казалось, я покоен был совсем,

     И в первый раз лишь мог о том забыть,

     О чем грустил, не зная возвратить.

     Но дьявол, сокрушитель благ земных,

     Блаженство нам дарит на краткий миг,

     Чтобы удар судьбы сразил сильней,

     Чтобы с жестокой тягостью своей

     Несчастье унесло от жадных глаз

     Все, что ему еще завидно в нас.

 

        Однажды (ночь на город уж легла,

     Луна как в дыме без лучей плыла

     Между сырых туманов; ветр ночной,

     Багровый запад с тусклою луной -

     Все предвещало бури; но во мне

     Уснули, мнилось, навсегда оне)

     Я ехал к милой; радость и любовь

     Мою младую волновали кровь;

     Я был любим Мелиной, был богат,

     Все вкруг мне веселило слух и взгляд;

     Роптанье струй, мельканье челноков,

     Сквозь окна освещение домов,

     И баркаролла мирных рыбаков.

     К красавице взошел я; целый дом

     Был пуст и тих, как завоеван сном;

     Вот - проникаю в комнаты - и вдруг

     Я роковой вблизи услышал звук,

     Звук поцелуя... праведный Творец,

     Зачем в сей миг мне не послал конец?

     Зачем, затрепетав как средь огня,

     Не выскочило сердце из меня?

     Зачем, окаменевший, я опять

     Движенье жизни должен был принять?..

 

        Бегу, стремлюсь, трещит - и настежь дверь!..

     Кидаюся  как разъяренный зверь

     В ту комнату, и быстрый шум шагов

     Мой слух мгновенно поразил - без слов,

     Схватив свечу, я в темный коридор,

     Где, ревностью пылая, встретил взор

     Скользящую  как некий дух ночной

     По стенам тень. Дрожащею рукой

     Схватив кинжал, машу перед собой!

     И вот настиг; в минуту удержу -

     Рука... рука... хочу схватить - гляжу:

     Недвижная, как мертвая, бледна,

     Мне преграждает дерзкий путь она!

     Подъемлю злобно очи... страшный вид!..

     Качая головой, призрак стоит.

     Кого ж я в нем, встревоженный узнал?

     Мою обманутую Лору!..

                                          ...Я упал!

 

        Печален степи вид, где без препон

     Скитается летучий Аквилон

     И где кругом, как зорко ни смотри,

     Встречаете березы две иль три,

     Которые под синеватой мглой

     Чернеют вечером в дали пустой;

     Так жизнь скучна, когда боренья нет;

     В ней мало дел мы можем в цвете лет,

     В минувшее проникнув, различить,

     Она души не будет веселить;

     Но жребий я узнал совсем иной;

     Убит я не был раннею тоской...

     Страстей огонь, неизлечимый яд,

     Еще теперь в душе моей кипят...

     И их следы узнал я в этот раз.

     В беспамятстве, не открывая глаз,

     Лежал я долго; кто принес меня

     Домой, не мог узнать я. День от дня

     Рассудок мой свежей и тверже был;

     Как вновь меня внезапно посетил

     Томительный и пламенный недуг.

     Я был при смерти. Ни единый друг

     Не приходил проведать о больном...

     Как часто в душном сумраке ночном

     Со страхом пробегал я жизнь мою,

     Готовяся предстать пред судию;

     Как часто, мучим жаждой огневой,

     Я утолить ее не мог водой,

     Задохшейся и теплой и гнилой;

     Как часто хлеб перед лишенным сил

     Черствел, хотя еще не тронут был;

     И скольких слез, стараясь мужем быть,

     Я должен был всю горечь проглотить!..

 

        И долго я томился. Наконец,

     Родных полей блуждающий беглец,

     Я возвратился к ним.

                                         В большом саду

     Однажды я, задумавшись, иду,

     И вдруг пред мной беседка. Узнаю

     Зеленый свод, где я сказал: «люблю»

     Невинной Лоре (я еще об ней

     Не спрашивал соседственных людей),

     Но страх пустой мой ум преодолел.

     Вхожу, и что ж бродящий взгляд узрел?

     - Могилу! - свежий летний ветерок

     Порою нес увялый к ней листок,

     И незабудками испещрена,

     Дышала сыростью и мглой она.

     Не ужасом, но пасмурной тоской

     Я был подавлен в миг сей роковой!

     Презренье, гордость в этой тишине

     Старались жалость победить во мне.

     Так вот что я любил!., так вот о ком

     Я столько дум питал в уме моем!..

     И стоило ль любить и покидать,

     Чтобы странам чужим нести казать

     Испорченное сердце (плод страстей),

     В чем недостатка нет между людей?..

     Так вот что я любил! клянусь, мой Бог,

     Ты лучшую ей участь дать не мог;

     Пресечь должна кончина бытие:

     Чем раньше, тем и лучше для нее!

 

        И блещут, дева, незабудки над тобой,

     Хотя забвенья стали пеленой;

     Сплела из них земля тебе венец...

     Их вырастили матерь и отец,

     На дерн роняя слезы каждый день,

     Пока туманная  ложася  тень

     С холодной сладкою росой ночей,

     Не освежала старых их очей...

     .................................

     И я умру! - но только ветр степей

     Восплачет над могилою моей!..

 

        Преодолеть стараясь дум борьбу,

     Так я предчувствовал свою судьбу...

     .......................................

     .......................................

 

        И я оставил прихотливый свет,

     В котором для меня веселья нет,

     И где раскаянье бежит от нас,

     Покуда юность не оставит глаз.

     Но я был стар, я многое свершил!

     Поверьте: не одно лишенье сил,

     Последствие толпой протекших дней,

     Браздит чело и гасит жизнь очей!..

     Я потому с досадой их кидал

     На мир, что сам себя в нем презирал!

     Я мнил: в моем лице легко прочесть,

     Что в сей груди такое чувство есть.

     Я горд был, и не снес бы, как позор,

     Пытающий, нескромный, хитрый взор.

 

        Как мог бы я за чашей хохотать

     И яркий дар похмелья выпивать,

     Когда всечасно мстительный металл

     В больного сердца струны ударял?

     Они меня будили в тьме ночной,

     Когда и ум, как взгляд, подернут мглой,

     Чтобы нагнать еще ужасней сон;

     Не уходил с зарей багровой он.

     Чем боле улыбалось счастье мне,

     Тем больше я терзался в глубине,

     Я счастие, казалося, привлек,

     Когда его навеки отнял рок,

     Когда любил в огне мучений злых

     Я женщин мертвых более живых.

 

        Есть сумерки души во цвете лет,

     Меж радостью и горем полусвет;

     Жмет сердце безотчетная тоска;

     Жизнь ненавистна, но и смерть тяжка.

     Чтобы спастись от этой пустоты,

     Воспоминаньем иль игрой мечты,

     Умножь одну или другую ты.

     Последнее мне было легче! я

     Опять бежал в далекие края;

     И здесь, в сей бездне, в северных горах,

     Зароют мой изгнаннический прах.

     Без имени в земле он должен гнить,

     Чтоб никого не мог остановить.

     Так я живу. Подземный мрак и хлад,

     Однообразный стук, огни лампад

     Мне нравятся. Товарищей толпу

     Презреннее себя всегда я чту,

     И самолюбье веселит мой нрав:

     Так рад кривой, слепого увидав!

     ...............................................

     ...............................................

     И я люблю, когда немая грусть

     Меня кольнет, на воздух выйти. Пусть,

     Пусть укорит меня обширный свод,

     За коим в славе восседает тот,

     Кто был и есть и вечно не прейдет;

     Задумавшись, нередко я сижу

     Над дикою стремниной и гляжу

     В туманные поля передо мной,

     Отдохшие под свежею росой.

     <.....................................................>

     Тогда, как я, воскликнешь к небесам,

     Ломая руки: дайте прежним дням

     Воскреснуть! но ничто их не найдет,

     И молодость вторично не придет!..

 

        Ах! много чувств и мрачных и живых

     Открыть хотел бы Джюлио. Но их

     Пускай обнимет ночь, как и меня!..

     Уже в лампаде нет почти огня,

     Страница кончена - и (хоть чудна)

     С ней повесть жизни, прежде чем она..