Усов
М. Как дерево себя лечит [Текст] : [рассказ] / М. Усов // Усов
М. Погляди вокруг. – Ставрополь, 1958. – С.46-47.
Как дерево себя лечит
Заболеет
человек, к нему приходит врач. Нужно лекарство — идите в аптеку.
А как
лечатся деревья?
В жизни у них
тоже всякое бывает. Порывом ветра сломает ветку. Град нанесет увечья. Иней, оседая
на деревьях, обламывает их своей тяжестью. Заяц непрочь
обглодать древесную кору. Да разве всё перескажешь, отчего страдают и болеют деревья!
Как же они
лечатся?
Иная вишенка
вся усыпана коричневыми сгустками, стекловидными наплывами. Откуда они? Когда
приглядишься, обнаружишь — кора повреждена. И на месте ранки образовался
наплыв, а то — крупный сгусток. Это — клеевидный древесный сок. Твердея на
воздухе, он плотно затягивает ушибленное место, прикрывает ранку лучше всякой
марли.
Так вишенка
себя лечит. Сама себе врач и аптека. Так же делают и остальные плодовые
деревья.
Спилят у
дерева сучок, останется гладкий срез. Пройдут месяцы, годы — дерево само
затянет срез, на этом месте образуется рубец — нарост.
Закрутили
как-то вокруг ствола проволоку, да так и оставили. А дерево росло, ствол
утолщался. Проволока всё туже стягивала его, постепенно врезалась в кору, затем
глубже, в древесину. Вокруг ствола остался на виду один рубец.
Спустя много
лет, когда дерево срубили, при распиловке обнаружили проволоку. Долго
удивлялись люди, восхищались умением дерева себя лечить.
Усов
М. Деревенская ласточка [Текст] : [рассказ] / М. Усов // Усов
М. Погляди вокруг. – Ставрополь, 1958. – С.90.
Деревенская ласточка
Заехали мы
далеко в степь. Даже телеграфных столбов не видать. Голая равнина, и ничего
другого.
Однообразие
усыпляет.
Но что
такое? Слышу ласточкино щебетанье. Куда и сон делся! Гляжу на небо, ищу певунью
в полёте. Где же ей здесь быть? Ведь даже телеграфных столбов с нитками
проводов нет.
Кажется, всё
оглядел поверху, всё небо обшарил, а ласточки не нашел.
Что
случилось? Где она? И такая тревога во мне, словно потерял я самое
необходимое, без чего обойтись нельзя.
Опять слышу
щебет.
Меня
охватывает радость — это она, деревенская ласточка. Сомнений быть не может.
Она тут.
Я слышу ее
быстрый, слегка картавящий, как у ребенка, голосок. Ищу певунью глазами. И,
наконец, обнаруживаю на прутике. Торчит сухая бурьянинка,
склонилась слегка, а на ней черноглянцевая с белой
грудкой ласточка. И щебечет, поет — рассказывает что-то скороговоркой на своем
милом птичьем языке.
Я слушаю
этот щебет и, право, не такой голой и пустынной представляется мне эта глухая
степь без телеграфных столбов.
Усов
М. Падающее облако [Текст] : [рассказ] / М. Усов // Усов
М. Уж вы, горы мои Кавказские. – Ставрополь, 1969. – С.44-47.
Падающее облако
Само название горы вызывает расспросы. Даже заядлые флегматики, спокойно, а то и равнодушно взирающие на все, теперь возбуждались. Подолгу не отводили взора от Семенов-Баши, словно ища в его очертаниях разгадку.
Что ни гора, то собственное имя, название необычного склада и звучания. В этом таилось пленительное, таинственное, без чего не может быть романтики.
Сколько музыки в слове Домбай! Слово-песня, трогающее человеческое сердце, влекущее в своем певучем звуке поэзию.
Домбай, Кель-Баши, Мусса-Ачитара, Джаловчат, Софруджу, Аманауз, Птыш, Джугутюрлючат, Алибек-Баши, Аксаут, Белала-Кая...
А рядом Семенов-Баши. Может, кто из соотечественников увековечен в этом названии? Чем он заслужил такую честь перед народом гор? И кого не охватит нетерпение открывателя, властное желание познания!
Разное можно услышать, не одно предание живет в горах. Перед нами, раздвигая завесу забвения, откроется давно отошедшее. Вы почувствуете живое биение жизни. Чужая судьба словно шагнет из вековой дали к нашему времени, предстанет в многострадальной людской плоти. Ведь не один русский солдат, попав в плен, приживался в аулах, прославлял себя как умелец.
И после того, как вы узнаете, что это название дано в честь знаменитого русского ученого-исследователя Семенова-Тянь-Шаньского, — по-прежнему вас будут привлекать к себе наивные предания, отголоски минувшего.
Семенов-Баши не останется немой громадой с едва намеченными двумя вершинами, отдаленно напоминающими Эльбрус. По-иному станете взирать на ее заснеженные склоны, на ее уходящие к небу купола. У трескучего костра, на тропе ли дойдет до вас скупой рассказ, также неотрывный от этой горы. Может, услышите вы от инструктора, кто поведет вас по маршруту.
За скучным прозаическим словом лежит ничем не отмеченная тропа. Даже туры ее не знают. Снежные толщи. Черные, мерзлые скалы. Осыпи. Свисты ледяного ветра. Изреженный, ускользающий от ноздрей, от вашего вздоха воздух.
Может, поделится с вами и с другими о случившемся на Семенов-Баши один из тех, кто успел раньше, чем вы, побывать здесь, кто опередил вас.
Мне привелось узнать именно от такого человека.
Как принято у альпинистов, отправилось по маршруту четверо: трое молодых мужчин, одна девушка. Здоровьем были наполнены их тела, каждая мышца. Легко они несли свои рюкзаки. Дерзко, вызывающе смотрели глаза — на белые хребты, на раздвоенную вершину Семенов-Баши. Что для них три тысячи
шестьсот три метра?
Молодых сил каждому не занимать — дай вместо рук крылья, так бы и взмыли на снежные купола. За несколько махов, как могут орлы.
Бело от снега.
Тяжелые ботинки, окованные триконями, печатают следы.
Как целомудренно чист морозный воздух! Как радует и бодрит!
Вот он — купол — под ногами. Выше — только небо.
Четверо, сбросив рюкзаки, упивались открывшимся зрелищем. Ни один звук не нарушал безмолвия, слитого с грозными вершинами и ущельями. Казалось, время от дней мироздания не менялось, само застыло в белых, сверкающих ледниками могучих хребтах.
И сами по себе, без всякого напряжения памяти, вставали лермонтовские строфы о Кавказе, как продолжение его в поэзии, как гимн горам.
Девушка сорвала шерстяную вязаную шапочку, на мгновение прижала к груди, вся во власти восхищения и благоговения, — но уже тонкая ее рука взмахивает шапочкой над головой. И трое ее спутников вскинули свои альпенштоки, как солдаты вскидывают над головами винтовки. Они отдавали дань уважения, они приветствовали первозданную красоту. Да живет она вечно!
Еще не кончилась тропа. Четверых ждал траверс через прогиб вершины ко второму куполу.
Так было в маршруте, а это не подлежало пересмотру. Но четверо порешили иначе. Они сошли в седловину и, круто свернув вправо, начали спуск.
Что их толкнуло? Вершина была взята, стоило ли тратить время на одоление второго купола? Иль снежный спуск с седловины прельстил собой? Белизна выглядела спокойной, ничем не угрожающей, — можно сбежать, можно скатиться под гору, как скатывались без лыж, на ботинках в детстве. Да еще: кому не ведомо геометрическое правило о кратчайшем пути, о прямой между двумя точками! Одна из точек — четверка молодых альпинистов, другая — лагерь внизу у зеленых сосен и темных елей.
Четверо, как уже сказано, пошли на спуск.
Каждому из мужчин хотелось находиться поближе к девушке, чтобы в случае чего именно он помог ей, выручил. Они забыли о законе тяжести, перегрузки. А снежный склон начал давать неприметные трещины.
Кто бы раскрыл им глаза?
Возбужденные радостью открытия горного чуда, томимые нетерпением встречи в лагере, четверо ускоряли шаг.
Вдруг недвижная снежная косина стронулась, сдвинулась. Белая толща, змеясь синими трещинами, бугрясь, поплыла под ногами. Вздымая снежную пыль, понесла с собой.
Трое метнулись к девушке, но тут же, теряя равновесие, упали. Они еще услышали вскрик ужаса.
Всякий раз, глядя на Семенов-Баши, мне видится белое скольжение. Взвихренное падающее облако. В мой слух врывается грохот катастрофы. Меня бьет вихревой ветер лавины.
Усов
М. Птичья ванна [Текст] : [рассказ] / М. Усов // Усов
М. Степные пригревки. – Ставрополь, 1963. –
С.119-120.
Птичья ванна
У подножия и
по склонам гор Бештау и Железной, покрытых лесом, много причудливых скал,
камней. На иные из них можно подолгу любоваться, так они изящны, полны
выразительности.
А как-то,
прогуливаясь, я увидел каменную ванну. Дождевая вода, скопившаяся в обширном
углублении, еще более усиливала это сходство.
Откуда ни
возьмись — птичка, мелькнув в воздухе, присела на краешек ванны. Окинула бусиной
глаза все вокруг, дернула хвостиком и — что такое?— скакнула прямо в воду. Тут
же, не теряя времени, давай приседать, давай окунаться. Крылья расставит и
снова сложит, расставит — окунется, голову вздернет, вся приподнимется и
отряхнется: брызги так и разлетаются в стороны. Спокойной до этого глади теперь
не узнать, по ней, настигая одна другую, разбегаются быстрые волны, вся вода в
чаше пришла в движение, колеблется.
Боясь пошевелиться,
очарованно наблюдаю редкостную картину.
Сколько же
маленьких тайн вокруг нас! Какое испытываешь ничем не передаваемое счастливое
чувство, подсмотрев хотя бы одну из них.