Попов, А.В. А.С.Пушкин – первооткрыватель Кавказа в литературе/А.В.Попов// Русские писатели в нашем крае: сб. статей. – Грозный, 1958. – С.6-22.

    Великий русский критик В. Г. Белинский так определил роль и значение Пушкина как первооткрывателя Кавказа в русской литературе: «...С легкой руки Пушкина Кавказ сделался для русских заветною страною не только широкой, раздольной воли, но и неисчерпаемой поэзии, страною кипучей жизни и смелых мечтаний! Муза Пушкина как бы освятила давно уже на деле существовавшее родство России с этим краем, купленным драгоценною кровию сынов ее и подвигами ее героев. И Кавказ — эта колыбель поэзии Пушкина — сделался потом и колыбелью поэзии Лермонтова...».

До появления пушкинского «Кавказского пленника» Кавказ был как бы белым пятном на карте молодой русской литературы. Беглые упоминания о Кавказе читате­ли встречали в одах М. В. Ломоносова, в стихотворной повести «Бова» А. Н. Радищева и в его поэме «Песнь историческая». Кавказу посвящены «Стихи на покорение Дербента» и ода «На возвращение из Персии через Кавказские горы графа В. А. Зубова» Г. Р. Державина, где впервые в русской поэзии дано описание кавказской природы. Кавказу и кавказцам посвятил В. А. Жуковский несколько стихов в «Послании к Воейкову».

Первая поездка Пушкина на Кавказ относится к 1820 году, то есть к тому времени, когда в России нара­стало движение декабристов. Хотя молодой поэт и не входил в тайные общества, но, по словам его друга П. А. Вяземского, Пушкин «жил и раскалялся в этой кипучей вулканической атмосфере». Вольнолюбивые стихи Пушкина, своего рода прокламации, зовущие к борьбе с самодержавием и крепостничеством, вызвали гнев Александра I и ссылку поэта на юг России, в Екатеринослав, в распоряжение «главного попечителя колонистов южного края» генерала Инзова.

В Екатеринославе Пушкин тяжело заболел. В жалкой лачуге лежал он в полном одиночестве.

Герой войны 1812 года генерал Н. Н. Раевский, проезжавший с семьей на Кавказ, был потрясен беспомощ­ным состоянием больного. С разрешения генерала Инзова он взял Пушкина с собой.

В начале июля 1820 года в Ставрополе Пушкин увидел на краю неба облака. Это были снежные вершины Кавказского хребта. Они поразили его. Через Георгиевск Пушкин вместе с Раевскими проезжает на Горячие Воды (ныне Пятигорск).

Кавказ произвел на Пушкина сильное впечатление. «Жалею, мой друг,— писал Пушкин брату Льву,— что ты со мною вместе не видал великолепную цепь этих гор; ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками, разноцветными и недвижными; жалею, что не всходил со мною на острый верх Пятихолмного Бешту, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной. Кавказский край, знойная граница Азии — любопытен во всех отношениях». Могучая сила новых, ярких впечатлений прежде всего пробудила поэтическое вдохновение Пушкина.

На Кавказе Пушкин задумал поэму «Кавказский пленник», которую начал писать в Гурзуфе. По первона­чальному замыслу поэта действие поэмы должно было происходить на Тереке. «С вершин заоблачных бесснежного Бешту, - сообщал он поэту и знаменитому переводчику Н. И. Гнедичу в марте 1821 года, - видел я только в отдаленьи ледяные главы Кавказа и Эльбруса. Сцена моей поэмы должна бы находиться на берегах шумного Терека, на границах Грузии, в глухих ущельях Кавказа - я поставил моего героя в однообразных равнинах, где сам прожил два месяца». Но Пушкин отказывается от этого замысла вследствие незнакомства с этим краем и в окончательной редакции переносит действие на Кубань, в Черкесию. Однако следы первоначального замысла явственно выступают и в окончательном тексте поэмы. В «Черкесской песне» девушки-горянки трижды упоминают о чеченце («Чеченец ходит за рекой»), черкешенка поет пленнику «песни Грузии счастливой».

В одном из писем Пушкин в предельно сжатой форме определил содержание своей поэмы. «Черкесы, их обычаи и нравы занимают большую и лучшую часть моей повести», — утверждал поэт.

Сюжет поэмы был подсказан Пушкину самой жизнью. Забытый сейчас романист Д. Л. Мордовцев в романе «Железом и кровью» нарисовал сцену в Пятигорском духане, где Пушкин с большим вниманием слушал рассказ старого инвалида о его пребывании в плену у черкесов. Этот рассказ, по мнению Д. Л. Мордовцева, дал поэту материал для «Кавказского пленника». Почтенный писатель утверждал, что упомянутый эпизод им не выдуман. «В детстве, в 40-х годах, я знал донского казака, который рассказывал мне об этом пребывании Пушкина в Кисловодске», — писал Д. Л. Мордовцев.

На Кавказе Пушкин, несомненно, слышал не одну историю о пребывании в горском плену русских офице­ров и солдат, рассказанных бывалыми воинами.

Кавказская поэма Пушкина отличается большим реализмом. Известный кавказовед В. П. Пожидаев за­являл, что «русские военные пленники, как знатоки своего дела... ценились горцами и последние не мало прила­гали усилий, чтобы удержать нужного пленника в своей среде, сделать его своим единоплеменником и другом, и в этих случаях немалую (если не главную) роль играли горские девушки». Бывали отдельные случаи, когда чары «дев гор» пленяли русских, и они оставались в горах, меняя веру. Последствиями этого могли явиться чисто русские фамилии среди кавказских горских племен. В Черкесии фамилия Семеновых, если верить преданию, ведет свой род от беглого русского солдата Семена. У осетин есть фамилия Беликовых, которая считает своим родоначальником некоего Беликова. В Кабарде фамилия Урусбиева ведет свою линию от пленного русского (уруса). В Чечне название аула «Урус-Мартан» произошло от «Русский Мартын», якобы названного так в память о беглом солдате артиллеристе.

Пушкин обо всем этом слышал и от старого генерала Раевского, который в конце XVIII века служил на Кав­казе, и от Александра Раевского, родившегося на Кавказе и служившего адъютантом Ермолова. Вот почему в его поэме молодая девушка-мусульманка ходит по ночам на свидание к пленному, развлекает его песнями, а суровые, ревнивые к родовой чести родители не замечают ее ночных похождений. Такую вольность можно объяснить исключительно желанием поймать на приманку молодого и ценного пленника — «гяура», смелости которого

Черкесы грозные дивились

 И шалотом между собой

 Своей добычею гордились.

Хорошее знание Пушкиным кавказской действительности показывают беглые строки в первой главе «Пу­тешествие в Арзрум», являющиеся несомненным отзвуком пребывания поэта на Кавказе в 1820 году: «Горы тянулись над нами. На их вершинах ползали чуть видные стада и казались насекомыми. Мы различали и пастуха, быть может русского, некогда взятого в плен и состаревшегося в неволе».

Описывая в своей поэме быт и нравы «Кавказа гордых сынов», Пушкин смотрел на Кавказ не глазами сто­ронника царского самодержавия, а глазами передового человека своего времени. Не случайно описания жизни горцев в поэме пронизаны особенной теплотой, чувством глубокого уважения к ним, к их нравам, обычаям и привычкам.

Большое место в «Кавказском пленнике» занимает тема свободы. Герой поэмы на родине познал «людей и свет», «в сердцах друзей нашед измену, в мечтах любви безумный сон». Пленник без сожаления покидает Север — бежит от «презренной суеты», от «неприязни двуязычной».

   И в край далекий полетел

   С веселым призраком свободы.

   Свобода! Он одной тебя

   Еще искал в пустынном мире.

 

Попав в плен к черкесам, пушкинский герой восхищается отвагой горцев, сочувствует их борьбе за свободу и независимость. В эпилоге «Кавказского пленника» сам поэт восклицает:

 

Кавказа гордые сыны,

Сражались, гибли вы ужасно;

Но не спасла вас наша кровь.

Ни очарованные брони.

Ни горы, ни лихие кони,

Ни дикой вольности любовь!

 

Пушкин впервые попал на Кавказ в очень суровое и тревожное время. Обстановка на Кавказе и в особен­ности в Закавказье была чрезвычайно сложной. Перед народами Кавказа, как никогда, со всей остротой встал вопрос об их дальнейшей судьбе: либо подпасть под власть иранского шаха и турецкого султана, либо присоединиться к России, где уже складывались капиталистические отношения, развивались промышленность и торговля, на высоком уровне находилась культура.

Эпилог «Кавказского пленника» показывает, что Пушкин, как и все передовые люди его эпохи, понимал, что присоединение Кавказа к России является исторически прогрессивным делом. Молодой поэт ясно представлял себе значение этого акта для развития экономики и культуры народов Кавказа.

Упоминание имен Цицианова, Котляревского и Ермолова в эпилоге «Кавказского пленника» носило поли­тический характер: оно было направлено против хищнических притязаний на Кавказ английских, иранских и турецких захватчиков. Пылкий Цицианов, отмеченный за храбрость еще Суворовым и предательски убитый в 1806 году Гуссейн-Кули-ханом в Баку, 30 июня 1804 года нанес сильное поражение на реке Занге 27-тысячной иранской армии под командованием наследника иранского престола Аббас-Мирзы. Котляревский - тоже известный полководец. 20 октября 1812 года у Асландузского брода он с двухтысячным отрядом внезапно напал на вторгшуюся в пределы Кавказа 30-тысячную иранскую армию Аббас-Мирзы, во главе которой стояли англий­ские инструкторы, и разгромил ее наголову. Котляревскому и его воинам достались весь лагерь, знамена, один­надцать английских орудий, 36 фальконетов. В числе убитых было много важных чинов и между ними английский майор, управляющий персидской регулярной пехотой и всеми военными действиями. Имя Ермолова, овеян­ное славой Отечественной войны 1812 года, также о мно­гом должно было говорить врагам России, претендентам на завоевание Кавказа. Оно звучало как грозное предупреждение...

Однако не это составляет основной пафос эпилога «Кавказского пленника»: как мы говорили выше, Пушкин был твердо убежден в великой прогрессивной миссии русского народа на Кавказе. Присоединение кавказских народов к России, приобщение к великой русской культуре должно было привести к тому - Пушкин был в этом твердо уверен, — что Кавказ

Забудет алчной брани глас,

Оставит стрелы боевые.

 

Поэма «Кавказский пленник» сыграла большую роль в истории русской литературы. «Грандиозный образ Кавказа с его воинственными жителями в первый раз был воспроизведен в русской поэзии,— писал В. Г. Бе­линский о «Кавказском пленнике»,— и только в поэме Пушкина в первый раз русское общество познакомилось с Кавказом, давно уже знакомым с Россией по оружию».

Пребывание Пушкина на Кавказе в 1820 году было непродолжительным. В августе Раевские, а вместе с ними и Пушкин покидают Кавказ и уезжают в Крым...

Первая поездка на Кавказ произвела на поэта сильное, неизгладимое впечатление. Уже в упоминавшемся выше письме к переводчику «Илиады» И. И. Гнедичу явственно звучит тоска Пушкина по Кавказу. В 1823 году поэт пишет в Тифлис лицейскому другу А. А. Шишкову: «Что стихи? куда зарыл ты свой золотой талант? Под снега ли Эльбруса, под тифлисскими ли виноград­никами? Если есть у тебя что-нибудь, пришли мне,— право, сердцу хочется...»

По переписке Пушкина с друзьями можно судить, как зорко следил и отмечал поэт все, что появлялось более или менее ценного о Кавказе. Так, в 1825 году в письме к поэту-декабристу А. А. Бестужеву Пушкин спрашивал: «Кстати: кто писал о горцах в Пчеле? Вот поэзия! Не Якубович ли, герой моего воображенья? Жаль, что я с ним не встретился в Кабарде,— поэма моя была бы лучше...»¹

В своем творчестве в это время Пушкин постоянно обращается к Кавказу. Он пишет стихотворение «Я видел Азии бесплодные пределы», где воспевает

...Кавказа дальний край, долины обгорелы,

Жилище дикое, черкесских табунов,

Подкумка знойный брег, пустынные вершины.

Обвитые венцом летучим облаков,

И закубанские равнины!..

 

В поэме «Бахчисарайский фонтан» поэт создает пленительный образ «звезды любви» — красавицы Заремы, которая «близ Кавказа рождена». В известном стихотворении «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор») Пушкин обращается к Кюхельбекеру с призывом:

Поговорим о бурных днях Кавказа...

 

¹ В ноябре 1825 года в № 138 газеты «Северная пчела» появилась небольшая статья, озаглавленная: «Отрывки о Кавказе (Из походных Записок), (Письмо к издателям «Северной пчелы»)» и подписанная: А. Я.

Пушкин высказал очень вероятное предположение, что автором этой статьи является А. И. Якубович, принимавший участие в кавказской войне с 1818 по 1823 год.

А. И. Якубович (1792—1845) —декабрист, в будущем приговоренный к пожизненной каторге за участие в восстании 14 декаб­ря — отличался необыкновенной храбростью и любовью к приключениям. Романтический Якубович привлекал поэта, поэтому Пушкин и назвал его «героем своего воображенья». Позднее в «Романе на Кавказских водах» Пушкин в образе Кубовича предполагал нарисовать Якубовича. (Ред.)

 С Кавказом связаны стихи: «В. Ф. Раевскому» («Ты прав, мой друг,— напрасно я презрел»), «Ответ Ф. Т.» («Нет, не черкешенка она»), «Ее глаза», незаконченные стихи «Зачем раздался гром войны», «Мой пленник вовсе не любезен», незавершенный план повести о Мстиславе...

Этот постоянный интерес к Кавказу вызвал обращение Пушкина к Корану. В Михайловском уединении поэт создает чудесный цикл «Подражаний Корану». Рылеев нашел эти стихи превосходными. Белинский назвал «Подражания Корану» блестящим алмазом в поэтическом венце Пушкина.

С Кавказом связано также одно из прекрасных созданий пушкинской лирики — стихотворение «Не пой, красавица, при мне», навеянное грузинской мелодией, привезенной Грибоедовым. В черновой рукописи стихотворения вслед за первой строфой следовало:

Напоминают мие оне

 Кавказа горные вершины,

Лихих чеченцев на коне

 И закубанские равнины.

 

Вторая поездка поэта на Кавказ отделена от первой крупнейшим историческим событием — восстанием декабристов.

Разгром восстания на Сенатской площади потряс Пушкина до глубины души, трагическая судьба лучших сынов России мучила поэта. «Повешенные повешаны, — писал он,— но каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна». Долго потом Пушкин в своих черновиках рисовал виселицу с пятью трупами...

Следствие по делу декабристов убедило правительство, что одним из источников «обуявшего Россию вольномыслия» были свободолюбивые стихи Пушкина. «Пушкин — один из корифеев мятежа»,— таков был вывод Николаевской следственной комиссии. В сентябре

1826      года новый царь, Николай I, приказал доставить Пушкина к себе «под надзором фельдъегеря, но не в ви­де арестанта».

Между царем и поэтом произошло свидание, во время которого Пушкин сохранил чувство собственного достоинства и независимость. На вопрос Николая I, при­нял ли бы он участие в мятеже, если бы был 14 декабря в Петербурге, поэт смело и честно ответил: «Непременно, государь. Все мои друзья были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие спасло меня». Николай I лицемерно объявил Пушкину, что он «прощен», что ему позволяется жить где угодно, что его сочинения изымаются из общей цензуры и, наконец, что он, Николай I, сам будет его цензором. Смысл этого царского «великодушия» замечательно обнажается в письме шефа жандармов графа Бенкендорфа Николаю I от 12 июля 1827 года: «Пушкин — порядочный шалопай, если удастся направлять его перо его разговоры, в этом, будет пря­мая выгода». Николай I и Бенкендорф хотели сделать из Пушкина придворного поэта. Однако это им не удалось.

В условиях ужасающей реакции, созданной Николаем I и его приспешниками, в обществе господствовали растерянность и тревога. «Одна лишь звонкая и широкая песнь Пушкина,— писал Герцен,— звучала в долинах рабства и мучений, эта песнь продолжала эпоху про­шлую, наполняла мужественными звуками настоящее и посылала свой голос в отдаленное будущее».

В эти мрачные годы Пушкин создает такие произведения, как «Послание в Сибирь», «И. И. Пущину», «Арион», в которых подчеркивает свою верность декабристским идеалам.

На Кавказе тянули солдатскую лямку многие декабристы— друзья Пушкина. Вот почему поэт, задыхавшийся в удушающей атмосфере николаевской реакции, решается в 1829 году на самовольную поездку на Кавказ.

1 мая 1829 года Пушкин выехал из Москвы. По дороге, сделав двести верст лишних, заехал в Орел, чтобы про­ведать попавшего в опалу генерала Ермолова.

Миновав Ставрополь и Георгиевск, поэт по Военно-Грузинской дороге направился в Тифлис. Дорога привела его в восторг. Тифлис привлек его своим многолюдием: армяне, грузины, черкесы, персияне теснились в узких и кривых улицах. Тифлисцы гостеприимно встретили Пушкина, но он торопился в армию. Россия воевала с Турцией (1828—1829). В армии графа Паскевича, наступавшей на Арзрум, командиром Нижегородского драгунского полка служил старинный друг Пушкина Н. Н. Раевский-младший адъютантом которого был брат поэта — Лев.

В Армении, близ крепости Гергеры, поэта ожидал? печальная встреча. «Два вола, впряженные в арбу, поды­мались по крутой дороге,— вспоминал Пушкин в своем произведений «Путешествие в Арзрум».— Несколько грузин сопровождали арбу.— Откуда вы? — спросил я их.— Из Тегерана.— Что везете? — Грибоеда.— Это было тело убитого Грибоедова, которое препровождали в Тифлис».

13 июля Пушкин прибыл в лагерь действующего корпуса, расположенный на берегу реки Каречая, близ се­ления Катанлы. Здесь его ждали дружественные объятия Раевского и брата Льва. Здесь же поэт встретил своего лицейского товарища Вольховского и друзей декабристов. Радость встречи была очень велика. По свидетельству современников — участников кампании 1829 года — Пушкин уже 14 июня получил боевое крещение — был в перестрелке...

27 июня русская армия заняла Арзрум. В палатке Паскевича поэт встретился с пленными турецкими паша­ми. Эта встреча картинно описана Пушкиным в «Путешествии в Арзрум». «Один из пашей, сухощавый старичок, ужасный хлопотун, с живостию говорил нашим генералам. Увидев меня во фраке, он спросил, кто я таков, Пущин дал мне титул поэта. Паша сложил руки на грудь и поклонился мне, сказав через переводчика: «Благословен час, когда встречаем поэта. Поэт брат дервишу. Он не имеет ни отечества, ни благ земных; и между тем как мы, бедные, заботимся о славе, о власти, о сокрови­щах, он стоит наравне с властелинами земли и ему поклоняются».

«...Выходя из... палатки, увидел я молодого человека, полунагого, в бараньей шапке с дубиною в руке и с ме­хом за плечами. Он кричал во все горло. Мне сказали, что это был брат мой, дервиш, пришедший приветствовать победителей. Его насилу отогнали».

Сколько горькой иронии в этом кратком описании второй встречи. Но в этой горькой иронии ясно чувст­вуется суровая правда о положении всеми признанного поэта в царской России.

Возвращаясь в Россию, в августе Пушкин на несколько дней останавливался в Тифлисе и Пятигорске. Здесь он встречался с первым кабардинским ученым и просветителем Шора Ногмовым.

«Рассказывают еще некоторые кабардинцы,— писал биограф Ногмова А. П. Берже, лично знавший Ногмова, -— что он познакомился с Пушкиным во время бытно­сти его в Пятигорске; что Ногмов содействовал поэту в собирании местных народных преданий и что поэт, в свою очередь, исправлял Ногмову переводы песен с адыгейского языка на русский язык».

Вторую поездку на Кавказ поэт запечатлел не только в знаменитом «Путешествии в Арзрум», но и в ряде чудесных стихотворений: «Кавказ», «Обвал», «Мона­стырь на Казбеке», «Делибаш», «На холмах Грузии», «Дорожные жалобы», «Дон», наконец, «Отрывки из путешествия Онегина». Выразительно дан горный пейзаж в стихотворении «Кавказ», где описание Терека приобре­тает глубокое аллегорическое значение.

Играет и воет, как зверь молодой,

Завидевший пищу из клетки железной;

И бьется о берег в вражде бесполезной,

 И лижет утесы голодной волной...

Вотще! нет ни пищи ему, ни отрады:

Теснят его грозно немые громады.

 

Сокровенный, политический смысл этой аллегории раскрыт в заключительной, отброшенной Пушкиным по цензурным условиям строфе:

 

Так буйную вольность законы теснят,

Так дикое племя под властью тоскует,

Так ныне безмолвный Кавказ негодует,

 Так чуждые силы его тяготят...

 

В 1829 году Пушкин набросал план какого-то повествовательного произведения о русской девушке и черкесе.

«Станица — Терек — за водой — невеста — черкес на том берегу — она назначает ему свидание — тревога — бабы берут черкеса в плен — отсылают в крепость — об­мен — побег девушки с черкесом».

К этому плану примыкает отрывок текста:

Полюби меня, девица

Нет

Что же скажет вся станица?

Я с другим обручена.

Твой жених теперь далече...

    Исследователь рукописных текстов Пушкина С. М. Бонди так расшифровывает приведенный выше план Пушкина: «Станица, из которой все казаки ушли на войну, остались одни бабы; девушки ходят за водой — среди них невеста (очевидно, ушедшего на войну казака); черкес на том берегу — она назначает ему свиданье, во время ночного свиданья, очевидно, тревога; бабы берут черкеса в плен, отсылают в крепость. Затем происходит обмен пленниками, черкес возвращается домой, и девуш­ка-казачка бежит с черкесом». В основу этого плана лег, по-видимому, реальный случай, рассказанный поэту на Кавказе. По невыясненным причинам Пушкин отказался от реализации этого плана.

Непосредственное отношение ко второй поездке Пушкина на Кавказ имеет первоначальная четвертая строфа написанной октавами стихотворной повести «Домик в Коломне»^[1]. В этой строфе, развивая мысль о преимуществах октавы перед другими видами строф, Пушкин сравнивает прославленный в боях Ширванский полк с октавой.

У нас война. Красавцы молодые!

Вы, хрипуны (но хрип ваш приумолк).

Сломали ль вы походы боевые?

Видали ль в Персии Ширванский полк?

Уж люди! мелочь, старички кривые,

А в деле всяк из них, что в стаде волк.

Все с ревом так и лезут в бой кровавый.

Ширваиский полк могу сравнить с октавой.

Надо принять во внимание следующее. Царь, его приближенные, официальная печать ждали, что Пушкин, побывавший на полях сражения, прославит действия и «полководческий гений» царского любимца генерала  Паскевича, которому они приписывали победы в войнах с Персией и Турцией. Пушкин видел бездарность и деспотизм Паскевича. В приведенной выше строфе, написанной октавой, поэт восторгается не Паскевичем, а Ширванским полком, то есть героизмом простых людей, русских солдат. Паскевич, этот парадный генерал, ненавидел честных боевых солдат и даже прогнал с своих глаз возвратившихся после многолетних и трудных походов в Tифлис ширванцев.

В сентябре 1831 года Пушкин приступает к работе над  романом «На Кавказских водах», в основу которого легли его кавказские впечатления. Сохранилось начало первой главы с описанием отъезда помещицы Томской с больной дочерью Машей на Кавказ. В трех вариантах плана романа в качестве героев названы современники поэта — прославившийся своей храбростью на Кавказе декабрист А. И. Якубович, семья Римских-Корсаковых и другие. Роман должен был дать не только изображение беспечной, праздной жизни помещиков на водах, но и затронуть горскую тему. В планах упоминаются «кунак», «уздень», «казачка-черкешенка»... К сожалению, роман остался незаконченным.

К числу выдающихся произведений Пушкина, посвященных кавказской тематике, относится неоконченная поэма о Тазите. Над этой поэмой Пушкин работал в 1833 году. Действие поэмы развивается в Кабарде. В основе произведения — конфликт между идеями христианства, проникавшего в горскую среду через мис­сионеров в эпоху колонизации Кавказа, и старинными,сурово-первобытными адатами, основанными на Коране. Адыг («адех») старик Гасуб свято чтит заветы старины. Его постигает большое горе: старший сын

 

Рукой завистника убит

Вблизи развалин Татартуба.

 

По законам гор убийца должен понести самое суровое возмездие. Отмстить за кровь брата должен младший сын Гасуба — Тазит, воспитанный по законам адата в чужой - семье, у аталыка, в Чечне (т. е. на Тереке). Отец трижды посылает сына с этой целью к русской границе, но Тазит не оправдывает надежд Гасуба. Он равнодушен к воин­ской славе, к деньгам и рабам, не мстит убийце брата, жалеет кровника, потому что

 

...Убийца был

Один, изранен, безоружен...

 

Отец проклинает Тазита за трусость и изгоняет его. Тазит возвращается в близкую ему среду чеченцев, где он прожил, находясь на воспитании, тринадцать лет. Здесь он снова встречает любимую девушку, на которой хотел жениться. Тяжела и безрадостна эта встреча, изображенная на фоне удалых игр молодых чеченцев.

 

Но между юношей один

 Забав наездничьих не делит,

Верхом не мчится вдоль стремнин.

Из лука звонкого не целит.

И между девами одна

Молчит уныла и бледна.

Они в толпе четою странной

 Стоят, не видя ничего.

И горе им: он сын изгнанный,

Она любовница его...

 

Тазит приходит к старику-чеченцу сватать любимую девушку. На этом поэма обрывается.

В двух вариантах плана фигурируют: черкес-христианин, грузинский купец, казак, миссионер (монах), война (битва, сражение), смерть (по всей вероятности, Тазита). По-видимому, развязка поэмы должна была носить трагический характер.

Поэма «Тазит» поражает своим реализмом. Образ старого адыга Гасуба покоряет своей суровой правдой. В бытовых сценах хорошо нарисовано своеобразие горской жизни: похоронный обряд, аталычество, куначество, законы кровной мести.

Существует предположение, что образ Тазита близок к известному просветителю кабардинского народа Ш. Ногмову. Современный исследователь Б. Горданов пишет, что Пушкин, по-видимому, был лично хорошо знаком с Шорой Ногмовым и дал в своей поэме хотя и не законченную, но исключительно яркую и глубокую характеристику внутреннего мира и нравственных качеств человека, по своему духовному облику весьма близкого к знаме­нитому кабардинцу.

Незаконченная поэма о Тазите была опубликована уже после гибели Пушкина, в 1837 году, в седьмой книж­ке журнала «Современник» под произвольным заглавием «Галуб». В рукописи поэма заглавия не имеет. Так на­звал поэму Жуковский, неверно прочитав имя отца Тазита.

Белинский высоко оценил эту поэму Пушкина. «Если ее разделяет от «Кавказского пленника» промежуток только десяти лет,— восклицал критик,— какой великий прогресс! И что бы написал нам Пушкин, если б прожил еще хоть десять лет!.. »

Белинский, восхищаясь последними из напечатанных в «Современнике» стихами поэта, писал о Тазите: «Он был могуч и молод, у него много было отваги и храбрости, но он жалел бежавшего раба, не мог убить израненного и обезоруженного врага: он не был чеченцем, и в его сакле поселился бы голод... И за то он отвержен; отвержена и та, которая имела несчастье полюбить его! Что с ними стало, нам не интересно знать. Они должны погибнуть — это верно; но как погибнуть, что до того!.. Следовательно, поэму можно считать целою и окончен­ною. Мысль ее видна и выражена вполне».

И внук славян и финн, грузинец, ныне дикой

                                                  Черкес, киргизец и калмык

 

Значение творчества А.С.Пушкина, в том числе и его кавказских произведений, поистине велико и огромно. «Ни один поэт не имел на русскую литературу такого многостороннего, сильного и плодотворного влияния,— писал В. Г. Белинский. -  Пушкин убил на Руси незаконное владычество французского псевдо-классицизма, рас­ширил источники нашей поэзии, обратил ее к националь­ным элементам жизни, показал бесчисленные формы, сдружил ее впервые с русской современностью, обогатил идеями, пересоздал язык...»

Пушкин первым в русской художественной литерату­ре нарисовал Кавказ и кавказцев, сначала в революционно-романтической поэме «Кавказский пленник», а затем в таких сурово-реалистических произведениях, как «Путешествие в Арзрум» и «Тазит», а также в ряде чудесных лирических произведений. Призывая любить и уважать простых людей, горцев Кавказа, великий поэт так глубоко и проникновенно описал их жизнь, трудолюбие, нравы и обычаи, что в своих произведениях он выступает не только как непревзойденный художник, но и как настоящий ученый-этнограф. «Начальная сцена ее,— писал академик В. С. Миллер о поэме «Тазит»,— похороны сы­на Галуба — представляет точное воспроизведение похо­ронной обрядности, которую наблюдательный путешест­венник имел случай видеть в одном из осетинских аулов, близ Владикавказа».

Великий поэт сочувствовал борьбе кавказских горцев за национальную независимость. Но в то же самое время Пушкин понимал, что присоединение Кавказа к России являлось исторически прогрессивным делом.

В одно время с Пушкиным создавал произведения о Кавказе Грибоедов.

После замечательных произведений Пушкина Кавказ, темы из кавказской жизни прочно входят в русскую литературу.

Разжалованный в солдаты и сосланный на Кавказ А. Полежаев создает на кавказском материале поэмы: «Эрпели», «Чир-Юрт», «Герменчугское кладбище», стихи: «Ночь на Кубани», «Казак», «Тарки», «Акташ-Аух», «Песнь горского ополчения», «Ахалук». Достойный преемник Пушкина — Лермонтов делает Кавказ своею поэтическою родиною, воспевая бурный Терек, и пишет такие шедевры, как «Герой нашего времени», «Мцыри» и «Демон». Наконец, Л. Н. Толстой создает исполненные художественного реализма и жизненной правды «кавказские» рассказы и повести.

Творчество Пушкина и его великих преемников, сделавшее тему Кавказа органической темой русской лите­ратуры, оказало большое благотворное влияние на литературу всех братских народов Кавказа. Вот почему вслед за нашим современником грузинским поэтом Симоном Чиковани можно смело утверждать, что Пушкин стал «первой любовью» всех народов, связавших свою судьбу с жизнью великого русского народа и рука об руку с ним на протяжении десятков лет боровшихся за свое светлое будущее.