К двадцатым годам прошлого столетия целебные источники Пятигорья уже приобрели такую известность, что некоторые столичные врачи стали направлять сюда своих пациентов. Генерал Н. Н. Раевский, герой Отечественной войны 1812 года, страдающий от ран и ревматизма, также был направлен на Кавказские Минеральные Воды. История вряд ли заинтересовалась бы этой поездкой, если бы с семьей Раевского не приехал Александр Сергеевич Пушкин.

   За ходившие в списках вольнолюбивые стихи Пушкин был сослан на Юг России. В Екатеринославе, где ему пришлось жить, Александр Сергеевич заболел. День своего рождения - 25 мая (6 июня по нов. ст.) - он встретил в тяжелом приступе лихорадки. По счастливой случайности именно в этот день проезжавшие через Екатеринослав Раевские узнали, что больной Пушкин лежит один в какой-то жалкой лачуге, без всякого ухода.

Сын генерала, Николай Николаевич, связанный с поэтом дружбой, разыскал его. Судьба Александра Сергеевича, резко изменилась за несколько часов: испросив разрешения начальства, Раевские в следующий же день, 26 мая, увезли Пушкина на Кавказ.

Любопытны подробности поездки по Кавказской земле, о которых Пушкин писал брату: «Вокруг нас ехали 60 казаков, за нами тащилась заряженная пушка, с зажженным фитилем».

Теплая, дружеская атмосфера, которой так жаждал поэт и которой всегда был лишен, новизна мест — все это целительно подействовало на молодой организм. За 8 дней путешествия он поправился.

На Кавказские Минеральные Воды приехал уже не больной, удрученный своей участью человек, а жизнерадостный, счастливый юноша, способный к шуткам и остроумным проказам.

Одну из таких шуток поэт проделал с сопровождающим семью Раевских (как это было принято тогда) врачом Рудыковским. Ограниченность этого человека и его самомнение давали поэту повод для шуток.

Генерал приехал на Горячие воды в заранее нанятый для него дом помещика Реброва (в настоящее время ул. Карла Маркса № 6).

О прибытии на курорт такой персоны, как генерал Раевский, тотчас же было доложено директору курорта, именовавшемуся комендантом (в то время управление курортами вверялось исключительно военным). Комендант явился к генералу с визитом, а затем прислал книгу, в которую вписывались все посетители. Книгу надо было вернуть и вместе с ней послать список свиты генерала. За исполнение этого взялся Пушкин.

Каково же было изумление и негодование Рудыковского, когда он узнал, что Пушкин наименовал его в списке лейб-медиком, то есть врачом царской семьи. Себя Пушкин записал «недорослем». Испугавшись по­следствий, Рудыковский бросился к коменданту с просьбой исправить запись.

Ровно два месяца прожил Пушкин на Кавказских Минеральных Водах с семьей Раевских.

За эти два месяца Раевские, а с ними и Пушкин, побывали и в Железноводске, и в Кисловодске, следуя порядку, установленному на молодом курорте.

Вот что писал генерал своей дочери Екатерине Ни­колаевне:

«Воды горячие истекают из горы, называемой Мечук, над рекой Подкумком лежащей; самый низкий ключ, не менее 6 или 7 сажен вышины; истекают от подошвы небольшой долины, на которой все селение расположено в 2 улицы (теперешний проспект имени С. М. Кирова и ул. К. Маркса. - Е. Я.); я приметил до 60 домов, домиков и лачужек, и как сего недостаточно для приезжающих, то нанимают калмыцкие кибитки, палатки и располагаются лагерями, где кому полюбится... Ванны старые, хотя стоят казне довольно дорого, ни вида, ни выгод не имеют, новые же представляют и то и другое: и возможную чистоту и опрятность».

Ванны генерал принимал горячие: выше 38 градусов по Р так же, как и все лечащиеся. Такой же температуры ванны принимал и Пушкин.

В том же письме к дочери генерал описывает свой день:

«Встаю в 5 часов, иду купаться, возвратясь, через час пью кофий, гуляю, обедаю в 1-м часу, в 7-м часу пью чай, опять гуляем и ложимся спать».

Этот же режим соблюдали и все другие лечащиеся.

«...Часто прихожу заблаговременно пользоваться с галереи (полотняная галерея на месте Академиче­ской.- Е. Я.) видом наиприятнейших гор,— продолжал генерал письмо, -  забавным сего селения и жителей, каррикатурных экипажей, пестроты одеяний; смесь калмыков, черкес, татар, здешних казаков, здешних жителей и приезжих  -  все это под вечер движется, встречается, расходится, сходится...»

Такова была обстановка на Горячих водах, которая окружала в этот приезд Пушкина.

Вот что писал Пушкин брату Льву Сергеевичу: «Два месяца жил я на Кавказе; воды мне были очень нужны и чрезвычайно помогли, особенно серные горячие. Впро­чем, купался в теплых кислосерных, в железных и в кислых холодных. Все эти целебные ключи находятся не в дальнем расстоянии друг от друга, в последних отраслях Кавказских гор. Жалею, мой друг, что ты со мною вместе не видал великолепную цепь этих гор, ледяные их вершины, которые издали на ясной заре кажутся странными облаками, разноцветными и неподвижными; жалею, что не всходил со мной на острый верх пятихолмного Бештау, Машука, Железной горы, Каменной и Змеиной. Кавказский край — знойная граница Азии— любопытен во всех отношениях».

Кроме младшего сына генерала — Николая, с кото­рым Пушкин был дружен давно, здесь, на Горячих во­дах, поэт познакомился и подружился со старшим сыном генерала Александром.

О проведенных с Александром Николаевичем вечерах на берегу Подкумка Пушкин вспоминал позднее, когда вторично побывал на Кавказских Минеральных Водах.

Здесь же у Пушкина зародилось то глубокое чувство к младшей дочери генерала Марии, которое пушкиноведы наименовали «потаенной любовью» поэта. Поэт не высказал своего чувства, но оно не раз прорывалось в его стихах.

Здесь, на Горячих водах, родился замысел первого произведения, связанного с Кавказом. Это была поэма «Кавказский пленник», которую он посвятил своему другу Н. Н. Раевскому.

Вблизи Горячих вод тогда было несколько аулов: самый большой — по дороге к Кисловодску — аул Трамов, на юго-восточном склоне Бештау — Аджи-аул, на северо-западном — Арслан-аул.

Говоря словами героя поэмы, Пушкин сам наблюдал в этих аулах:

Их веру, нравы, воспитанье...

Гостеприимство, жажду брани,

Движений вольных быстроту,

И легкость ног, и силу длани;

 Смотрел по целым он часам,

Как иногда черкес проворный,

Широкой степью, по горам,

В косматой шапке, в бурке черной,

К луке склонясь, на стремена

Ногою стройной опираясь,

Летал по воле скакуна...

 

Несколько позднее Пушкин писал Н. И. Гнедичу: «С вершин заоблачных бесснежного Бешту видел я только в отдаленье ледяные главы Казбека и Эльбруса. Сцена моей поэмы должна бы находиться на берегах шумного Терека, на границах Грузии, в глухих ущелиях Кавказа,— я поставил моего героя в однообразных равнинах, где сам прожил два месяца».

Пушкин был верен себе — он не поставил героя в об­становку, которой не знал.

Много лет спустя, перечитывая свою поэму, поэт писал: «Все это слабо, молодо, неполно,- но многое уга­дано и выражено верно».

Эта юношеская поэма, замысел которой родился в дни, самые счастливые в жизни поэта, была всегда ему дорога. «Люблю его («Кавказского пленника»),— писал он,— сам не знаю, за что, в нем есть стихи моего сердца».

В эту первую поездку на Кавказ Пушкин пережил «счастливейшие минуты жизни».

«Суди, был ли я счастлив,— писал он брату Льву Сергеевичу,— свободная, беспечная жизнь в кругу ми­лого семейства, жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался».

«Кавказский пленник» был восторженно принят читателями. «...И надо сказать, эта маленькая поэма впол­не достойна была того приема, которым ее встретили,— писал великий критик Белинский.— Какое же действие должны были произвести на русскую публику эти живые, яркие, великолепно-роскошные картины Кавказа при первом появлении в свет поэмы».

Кавказ для русского общества был открыт Пушкиным.

«Грандиозный образ Кавказа с его воинственными жителями в первый раз был воспроизведен русской поэзией,— продолжал Белинский свою рецензию на «Кавказского пленника»,— и только в поэме Пушкина в первый раз русское общество познакомилось с Кавказом, давно уже знакомым России по оружию».

Всю первую четверть XIX века Кавказ в представлении русского общества ограничивался главным образом Горячими водами.

Поездка на Кавказ в то время означала поездку к Минеральным Водам Пятигорья.

Если поэма «Кавказский пленник» заострила внима­ние русского общества к Кавказу, то это внимание было направлено главным образом на молодые курорты.

В первые два десятилетия здесь не было никаких удобств, как писал об этом генерал Раевский дочери, но так случилось, что выход в свет «Кавказского плен­ника» почти совпал с первым периодом благоустройства Горячих вод. Новое русское лечебное место, связанное с поэзией Пушкина, превратилось в тот «новенький, чистенький городок», который застал позднее Лермонтов; естественно, что все это вместе укрепляло славу Кавказских Минеральных Вод.

Но если муза Пушкина освятила, по выражению Белинского, родство России с Кавказом, то и она

...для венка себе срывала Кавказа дикие цветы.

Недаром Белинский назвал Кавказ колыбелью поэзии Пушкина.

В посвящении к «Кавказскому пленнику» поэт говорил:

 

...Во дни печальные разлуки

Мои задумчивые звуки

Напоминали мне Кавказ,

Где пасмурный Бешту, пустынник величавый,

Аулов и полей властитель пятиглавый,

Был новый для меня Парнас.

В 1821 году Пушкин писал своему другу поэту А. А. Дельвигу: «Еще скажу тебе, что у меня в голове бродят еще поэмы, но что теперь ничего не пишу. Я перевариваю воспоминания...»

В целом ряде стихотворений, написанных после пер­вого знакомства Пушкина с Кавказом, встречаются упо­минания об этом крае.

В стихотворении «Ты прав, мой друг — напрасно я презрел...» —есть строки:

...Так легкий лист дубрав

В ключах кавказских каменеет.

 

Этот образ навеян воспоминаниями о своеобразных сувенирах, привозимых лечащимися с Горячих вод.[*]

Подлинный Кавказ с Военно-Грузинской дорогой, Казбеком, Тереком и Дарьялом Пушкин узнал в свой второй приезд сюда в 1829 году.

Эта поездка поэта была бегством из душной столичной атмосферы, от николаевской опеки. Вопреки запрещению покидать столицу, Пушкин уехал самовольно на Кавказ, стремясь попасть в действующую армию на границах Турции. По пути он заехал на Горячие воды.

Увидев снеговую цепь Кавказских гор, которые Пушкин принял в первый свой приезд за облака, поэт с нежностью вспоминал: «Они были все те же, все на том же месте. Это — снежные вершины Кавказской цепи»

На Горячих водах он нашел большую перемену.

«В мое время,— вспоминал он в «Путешествии в Арз­рум»,— ванны находились в лачужках, наскоро построенных. Источники, большею частию в первобытном своем виде, били, дымились и стекали с гор по разным направлениям, оставляя по себе белые и красноватые следы. Мы черпали кипучую воду ковшиком из коры или дном разбитой бутылки. Нынче выстроены великолепные ванны и дома. Бульвар, обсаженный липками, проведен по склонению Машука. Везде чистенькие дорожки, зеленые лавочки, правильные цветники, мостики, павильоны. Ключи обделаны, выложены камнем; на стенах ванн прибиты предписания от полиции; везде порядок, чистота, красивость...

Признаюсь: Кавказские Воды представляют ныне более удобностей; но мне было жаль их прежнего дикого состояния; мне было жаль крутых каменных тропинок, кустарников и неогороженных пропастей, над которыми, бывало, я карабкался. С грустью оставил я Воды и отправился обратно в Георгиевск».

Да, за эти девять лет, прошедших со времени первого приезда Пушкина на Горячие воды, произошло много перемен. Даже самое название «Горячие воды» замене­но было Горячеводском.

Прекрасное здание Николаевских ванн (ныне Лермонтовских), «Ресторация», Грот Дианы, беседка Эоло­ва арфа, ряд общественных и частных домов, «Цветник», бульвар — все это изменило вид поселения. От его прежнего дикого вида, который поселение имело в 1820 году, не осталось следа. Для Пушкина горестны были эти перемены. Край, по мнению поэта, утратил свою прелесть.

На этот раз Пушкин только один день пробыл в Горячеводске. С грустью он покинул милый его сердцу уголок и вернулся в Георгиевск, чтобы ехать дальше по Военно-Грузинской дороге в Закавказье, к границе Турции.

В третий раз Пушкин заехал на Кавказские Воды, возвращаясь из Закавказья в том же, 1829, году. Не по своей воле пришлось поэту покинуть действующую армию. Не удалось ему и здесь, на Кавказе, избавиться от постоянной жандармской слежки.

Тифлисскому губернатору было предписано обратить на поведение Пушкина «строгое внимание и доносить секретно об образе его жизни».

Это предписание следовало за Пушкиным всюду. Каждый его шаг контролировался, о каждом его слове доносилось в Петербург.

В Пятигорске Пушкин остановился в «Ресторации» на один-два дня отдохнуть, как сказал он М. И. Пущи­ну, с которым ехал из Тифлиса. Прожил же он здесь дней шесть-семь.

Переехав в конце августа в Кисловодск, Пушкин по­селился вместе с Шереметьевым в доме А. Ф. Реброва, того самого Реброва, в доме которого он жил на Горячих водах в 1820 году с Раевскими.

Кисловодский дом Реброва после выхода в свет повести Лермонтова «Княжна Мери» стал известен как дом «Княжны Мери».

Брат декабриста И. И. Пущина, товарища Пушкина по лицею,—М. И. Пущин писал 25 -августа из Кисло­водска брату в Сибирь:

«Время здесь провожу довольно приятно — лицейский твой товарищ Пушкин, который с пикою в руках следил турок перед Арзерумом, по взятии оного возвратился оттуда и приехал ко мне на воды. Мы вместе пьем по нескольку стаканов кислой воды и по две ванны принимаем в день».

В Кисловодске, кроме М. И. Пущина, Пушкин встречался с Дороховым, В. А. Дуровым, П. В. Шереметье­вым и другими.

В сентябре в комендантском управлении Горячеводска была предъявлена подорожная Пушкина. В тот же день поэт выехал в Москву.

Со времени поездок Пушкина на Кавказ кавказская тематика прочно вошла в его творчество. Целый ряд стихотворений посвящен Кавказу. Под свежим впечатлением от вторичного кавказского путешествия создана поэма «Тазит».

Кроме строк в «Путешествии в Арзрум», посвящен­ных Горячим водам, о них упоминается в письмах, и о них же поэт пишет в последней главе «Евгения Онеги­на», когда отвергнутый Татьяной Онегин отправляется путешествовать по России:

Уже пустыни сторож вечный,

 Стесненный холмами вокруг,

Стоит Бешту остроконечный

И зеленеющий Машук,

Машук, податель струй целебных;

Вокруг ручьев его волшебных

 Больных теснится бледный рой;

Кто жертва чести боевой,

Кто Почечуя, кто Киприды;

Страдалец мыслит жизни нить

 В волнах чудесных укрепить,

Кокетка злых годов обиды

На дне оставить, а старик

Помолодеть — хотя на миг.

 

В 1831 году Пушкин разрабатывал план романа «На Кавказских Водах». Сохранилось несколько страниц на­чатого произведения и несколько вариантов плана этого замысла.

Роман начинается описанием сборов помещицы Томской на Кавказ.

«—...Куда тебя бог несет? — спрашивает Томскую ее старая приятельница.

—    На Кавказ, милая Парасковья Ивановна.

—    На Кавказ! Стало быть, Москва впервой отроду правду сказала,— а я не верила. На Кавказ! да ведь это ужасть как далеко. Охота тебе тащиться бог ведает куда, бог ведает зачем.

—    Как быть? Доктора объявили, что моей Маше нужны железные воды, а для моего здоровья необходи­мы горячие ванны. Вот уже полтора года, как я все страдаю, авось Кавказ поможет.

—   Дай-то бог. А скоро ли едешь?

—   Дня через четыре, много, много помешкаю неделю; все уж готово. Вчера привезли мне новую дорож­ную карету; что за карета! игрушка, заглядение — вся в ящиках, и чего тут нет: постеля, туалет, погре­бок, аптечка, кухня, сервиз».

Судя по плану, в романе должна быть показана праздная жизнь на курорте аристократии и крупных во­енных. В основу произведения должны были лечь реальные события, прототипами действующих лиц явля­лись реальные лица.

В одном из вариантов герои названы настоящими именами прототипов.

Так, прототипом главного героя—Кубовича—является А. И. Якубович, декабрист. Прототип героини — Али­ны—Александра Александровна Римская-Корсакова; мать ее Мария Ивановна, фигурирует в начале романа как помещица Катерина Петровна Томская.

Корсаковы — мать и дочь — в 1828 году были записаны в книге, в которую вносились приезжавшие в Горячеводск. Помещица подверглась здесь нападению горцев, а дочь ее Алина была похищена.

Об этом событии известно из переписки братьев А. Я. и К. Я. Булгаковых:

«Горцы сделали набег на всех ехавших от теплых вод на кислые... Не только Корсакову ограбили, но уве­ли у нее дочь и всех людей».

Действующие лица романа — майор Курило, старый кавказский офицер, командир 3-го батальона Тенгинского полка, который вел на Кавказских Минеральных Водах работы по благоустройству курортов; Мерлини — имя, приобретшее печальную известность по интригам, которые велись в 1841 году против Лермонтова.

В романе должна быть затронута и горская среда.

Пушкин несколько лет был занят мыслью об этом произведении. По-видимому, он серьезно задумал на­писать современный психологический роман на фоне об­становки Кавказских Минеральных Вод.

Поэту не пришлось этого сделать. Выполнил эту за­дачу его преемник — М. Ю. Лермонтов, не знавший о замыслах Пушкина.