Толстой, Л.
Что случилось с Булькой в Пятигорске (Рассказ) / Л.Толстой // Толстой, Л.
Собрание соч. : в 12-ти т. – М., 1987. – Т.9. – С.145 – 146. – (Б-ка «Огонёк».
Отечеств. классика).
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С
БУЛЬКОЙ В ПЯТИГОРСКЕ
(Рассказ)
Из
станицы я поехал не прямо в Россию, а сначала в Пятигорск, и там пробыл два
месяца. Мильтона я подарил казаку-охотнику, а Бульку взял с собой в Пятигорск.
Пятигорск
так называется оттого, что он стоит на горе Бештау. А Беш по-татарски значит
пять, тау — гора. Из этой горы течет горячая серная вода. Вода эта горяча, как
кипяток, и над местом, где идет вода из горы, всегда стоит пар, как над
самоваром. Все место, где стоит город, очень веселое. Из гор текут горячие
родники, под горой течет речка Подкумок. По горе — леса, кругом — поля, а
вдалеке всегда видны большие Кавказские горы. На этих горах снег никогда не
тает, и они всегда белые, как сахар. Одна большая гора Эльбрус, как сахарная
белая голова, видна отовсюду, когда ясная погода. На горячие ключи приезжают
лечиться; и над ключами сделаны беседки, навесы, кругом разбиты сады и
дорожки. По утрам играет музыка, и народ пьет воду или купается и гуляет.
Самый
город стоит на горе, а под горой есть слобода. Я жил в этой слободе в маленьком
домике. Домик стоял на дворе, и перед окнами был садик, а в саду стояли хозяйские
пчелы — не в колодах, как в России, а в круглых плетушках. Пчелы там так
смирны, что я всегда по утрам с Булькой сиживал в этом садике промежду ульев.
Булька
ходил промежду ульев, удивлялся на пчел, нюхал, слушал, как они гудят, но так
осторожно ходил около них, что не мешал им, и они его не трогали.
Один
раз утром я вернулся домой с вод и сел пить кофей в палисаднике. Булька стал
чесать себе за ушами и греметь ошейником. Шум тревожил пчел, и я снял с Бульки
ошейник. Немного погодя я услыхал из города с горы странный и страшный шум.
Собаки лаяли, выли, визжали, люди кричали, и шум этот спускался с горы и
подходил все ближе и ближе к нашей слободе. Булька перестал чесаться, уложил
свою широкую голову с белыми зубами промеж передних белых лапок, уложил и
язык, как ему надо было, и смирно лежал подле меня. Когда он услыхал шум, он
как будто понял, что это такое,
насторожил уши, оскалил
зубы, вскочил и
начал рычать. Шум приближался. Точно собаки со всего города выли,
визжали и лаяли. Я вышел к воротам посмотреть, и хозяйка моего дома подошла
тоже. Я спросил: «Что это такое?» Она сказала: «Это колодники из острога ходят
— собак бьют. Развелось много собак, и городское начальство велело бить всех собак по
городу».
— Как, и
Бульку убьют, если попадется?
— Нет, в
ошейниках не велят бить.
В
то самое время, как я говорил, колодники подошли уже к нашему двору.
Впереди
шли солдаты, сзади четыре колодника в цепях. У двух колодников в руках были
длинные железные крючья и у двух дубины. Перед нашими воротами один колодник
крючком зацепил дворную собачонку, притянул ее на середину улицы, а другой
колодник стал бить ее дубиной. Собачонка визжала ужасно, а колодники кричали
что-то и смеялись. Колодник с крючком перевернул собачонку, и когда увидал,
что она издохла, он вынул крючок и стал оглядываться, нет ли еще собаки.
В
это время Булька стремглав, как он кидался на медведя, бросился на этого
колодника. Я вспомнил, что он без ошейника, и закричал: «Булька, назад!» — и
кричал колодникам, чтобы они не били Бульку. Но колодник увидал Бульку,
захохотал и крючком ловко ударил в Бульку и зацепил его за ляжку. Булька
бросился прочь; но колодник тянул к себе и кричал другому: «Бей!» Другой
замахнулся дубиной, и Булька был бы убит, но он рванулся, кожа прорвалась на
ляжке, и он, поджав хвост, с красной раной на ноге, стремглав влетел в
калитку, в дом и забился под мою постель.
Он
спасся тем, что кожа его прорвалась насквозь в том месте, где был крючок.