СЛОБОДА КАБАРДИНКА, 252

                            Л. Н. Толстой

 

Если в Пятигорске подойти к южному обрывистому склону Го­рячей горы и посмотреть вниз, под скалами откроется район горо­да, раньше называвшийся Кабардин­кой. По улице Теплосерной, где бегают звонкие трамваи, сто лет назад пролегал совсем не шумный в те времена старый въезд в город из Георгиевска, и улица на­зывалась  Большой  Георгиевской.

Теперь небольшие домики сто­ят тесно, а в 50-х годах прошлого века тут было просторнее, и хозя­ева сдавали свои домишки приез­жавшим лечиться.

Там, где теперь протянулся мост через Подкумок, на старой Кабардинке в домике под номером 252 жил молодой Лев Толстой. Многие жители Кабардинки и не подозревают, что в их районе на­чался творческий путь гениального русского писателя.

Лев Николаевич Толстой впер­вые приехал на Кавказские Мине­ральные Воды, еще и не предполагая, что станет писателем. Ему было 24 года. Разочаро­ванный в казенной науке, он покинул университет, безуспешно пробовал заняться хозяйством в своем не­устроенном имении. Будущее представлялось ему не­ясным. Беспокойный ум его искал цель и смысл собственной жизни.

Вместе со старшим братом Николаем, офицером кавказской армии, Лев Николаевич приехал в 1851 го­ду на Кавказ, в станицу Старогладковскую, и добро­вольцем, как тогда говорили, «волонтером», принимал участие в военных действиях. Связывая в это время свое будущее с военной службой, Лев Николаевич ре­шил вступить в действующую армию. В Тифлисе хло­потал о производстве в офицеры, но бумаги задержи­вались, и он оставался юнкером, унтер-офицером, почти солдатом. Заболел и, полечившись недолго в источни­ках Старого Юрта (теперь Толстов-Юрт), поехал в Пятигорск.

Он приехал 16 мая 1852 года и на другой же день из гостиницы Найтаки переселился в маленький част­ный домик на Кабардинской слободке.

Еще до приезда на Кавказ он задумал и стал писать автобиографическое произведение. Первую его часть назвал «Детство». Эта работа его очень увлекла, но вначале он писал для себя, «для полезного времяпро­вождения», советуясь только с братом, художествен­ный вкус которого был для него мерилом.

Кавказ поразил красотой и нетронутостью приро­ды, но особенно замечательными были люди на войне: казаки, солдаты и горцы. Ему нравились их храбрость, душевная цельность, внутренняя свобода. Будущего писателя стали занимать вопросы, что такое храбрость и, особенно, для чего народам война?

Он торопился закончить «Детство». Эта работа от­влекала от новых кавказских впечатлений, от мыслей о войне. Повесть «Детство», четырежды переделанную, он 4 июля отправил из Пятигорска Н. А. Некрасову, редактору журнала «Современник». Молодой Толстой с волнением ожидал ответа от Некрасова, его мучил вопрос: есть ли у него талант, стоит ли ему писать? Но начатую работу над кавказскими очерками продол­жал. Сначала он назвал их «Письма с Кавказа», потом они назывались по-другому, но все его заметки и наблюдения той поры воплотились в рассказах «Набег», «Рубка леса», в годы творческой зрелости — в велико­лепной повести «Казаки» и, наконец,— в «Хаджи-Му­рате».

Вместе с Толстым на Воды приехал молодой офи­цер Николай Буемский, помогавший набело перепи­сывать «Детство». Он тоже устроился на Кабардинке, по соседству с Львом Николаевичем. Своего молодого друга Толстой описал в «Набеге» под именем Аланина, потом образ юной жизни, бессмысленно гибнущей в придуманной людьми бойне, художественно воплотит­ся в героях «Севастопольских рассказов» и «Войны и мира» (Володя Козельцов и Петя Ростов).

Чуждаясь курортных, бессмысленных, как говорил Толстой, развлечений, он работал в уединении, много размышлял, читал и неустанно писал. Ничто не отвле­кало в тиши от раздумий и работы. Позднее, вспоми­ная кавказский период, Лев Николаевич говорил: «Никогда, ни прежде, ни после, я не доходил до такой высоты мысли». В дневнике от 28 мая 1853 года нахо­дим запись о том, что в Пятигорске он «составил себе взгляд на жизнь». Многое из того, чем замечателен Толстой-писатель, наметилось в раздумьях на тихой улочке Кабардинки.

Он лечился водами Александровского ключа, кото­рый бил тогда на вершине Горячей горы, и в четыре часа утра, любуясь рассветом над горной цепью Кавка­за, поднимался к источнику по тропинкам между ска­лами. Мы знаем почтовый адрес его пятигорской квар­тиры, но не знаем места, где домик стоял, может быть, он еще сохранился в виде какого-нибудь ветхого сарай­чика. По городским документам указать место домика теперь трудно: архивы старого Пятигорска погибли в оккупацию.

Документами пятигорской жизни писателя служат его письма и дневники. Воспитавшей его Т. А. Ергольской он сообщает адрес: «На Кабардинской слободке 252 №»". Этот же адрес сохранился на конверте одного ее письма на Кавказ. Номер повторен дважды, так что это не описка, как полагают некоторые краеведы, утверждающие, что на маленькой слободке не могло в те годы быть более 100—150 домов, а следовательно и № 252. Мы установили, что все частные дома Пяти­горска и его слободок имели в те годы единую нуме­рацию.

По дневникам и письмам Толстого известно очень многое: и образ жизни, и основные события, и, самое главное, мысли и волнения начинающего писателя.

Жизнь на Водах оказалась не просто периодом ле­чения: здесь формировалась личность писателя-гума­ниста с его страстными поисками смысла жизни в справедливости и добре. В пятигорском дневнике на­писано: «Цель жизни есть добро». Здесь «пустяшный малый», каким его считали братья, вырастал в мысли­теля, искателя истины, великого художника.

О самом Пятигорске середины прошлого века в на­следии Толстого не меньше свидетельств, чем у Пуш­кина и Лермонтова. Писатель требовательно оценивал окружающее. О скучном обществе курорта он писал брату: «Пятигорск это тоже Тула немножко, но осо­бенного рода, кавказская». Много у него ядовитых за­мечаний о «тутошнем свете», пустую жизнь которого он называл фальшью после знакомства с местными жи­телями, солдатами, горцами. Письмо брату из Пяти­горска представляет законченный сатирический очерк о курорте тех времен. Уезжая отсюда, молодой Толстой писал: «До сих пор я не делал здесь глупостей. Это будет первый город, из которого я не увезу раская­ния».

Здешние встречи и впечатления дали писателю боль­шой материал для будущих произведений. В «Азбуке» Толстого, написанной много позднее, есть несколько рассказов о Бульке — бессловесном друге писателя в кавказскую пору. Этот его любимый черный бульдог «увязался», как писал Толстой, за ним из Старогладковки. Рассказ «Что случилось с Булькой в Пятигорске» помогает восстановить картину пятигорского быта Толстого и вид домика, помогает узнать детали жизни на Кабардинке.

В первый приезд сюда Толстой прожил на Кавказ­ских Водах до 5 августа — два с половиной месяца. Следующим летом он снова приехал на Воды и жил тут с 10 июля по 8 октября, около трех месяцев. Пол­года на Водах прошли в литературных трудах, раз­думьях над жизнью и ее смыслом.

Во второй приезд он жил в том же домике на Ка­бардинке, но общества уже не сторонился: eму хоте­лось полноты жизненных впечатлений. Он сблизился с интеллигентной семьей штаб-лекаря И. Е. Дроздо­ва — это, пожалуй, первое его знакомство с демократи­ческой интеллигенцией. В доме Дроздовых почитали музыку, которую Лев Николаевич страстно любил и по которой скучал на линии. Вместе с дочерью Дроздовых Клавдией играл Бетховена и Моцарта. Часто устраи­вали прогулки в Ессентуки, Кисловодск, Каррас, снова он жил и лечился в Железноводске. В Пятигорск этим летом приехали сестра писателя Мария с мужем и вы­шедший в отставку брат Николай.

Толстой чувствовал себя теперь профессиональным писателем: напечатаны были и «Детство», и «Набег» с его замечательной мыслью о войне, близкой к лер­монтовскому «Валерику»: «Природа дышала примири­тельной красотою и силой. Неужели тесно жить на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звезд­ным небом? Неужели может жить среди этой природы чувство злобы, лицемерия или страсти истребления себе подобных?»

Теперь Лев Николаевич считал писательство своим жизненным призванием, в нем видел он свое будущее. Однако брат и сестра, ради встречи с которыми он, собственно, в этот раз приехал сюда, хотя и были рады его литературному успеху, но не это считали важным. В ужас приходили они от того, что до сих пор Левушка не имеет офицерского чина, а главное, что, получив его, собирается уйти в отставку и отдаться писатель­ству. Непонятый самыми близкими людьми, Лев Ни­колаевич очень страдал, сознавая свое одиночество. Так начался разлад в семье, наметился разрыв с окру­жающей средой.

Работал писатель в то лето уже увереннее, закан­чивал «Отрочество». Кавказские очерки послужили основой рассказа «Рубка леса»_, по словам Некрасова, «вещи небывалой» в русской литературе, в ней впер­вые народ предстал в невыдуманных, из жизни взятых образах солдат. Здесь сделан набросок «Беглец» — са­мый первый вариант будущих «Казаков». Из очерка «Разжалованный», навеянного свиданием с петрашев­цами Европеусом и Кашкиным, родится рассказ «Встре­ча в отряде с московским знакомым». В пятигорском дневнике есть записи размышлений о крепостном раб­стве. Толстой обдумывал новый, как он сам записал, «дидактический» «Роман русского помещика», в кото­ром хотел «обличить зло правления русского» и дока­зать «несовместимость жизни образованного помещика с крепостным рабством». Эти мысли воплотятся позже в «Утре помещика», к ним восходят образ Левина в «Анне Карениной», некоторые сцены «Воскресения».

В августе 1853 года Толстой отметил свое 25-летие и по этому поводу с ужасом записал в дневнике: как мало успел сделать!

В тихом домике на Кабардинской слободке писатель впервые ощутил истинную радость творчества. До этого он сочинял как бы на ощупь, пробуя и примериваясь, а в сентябре всего за четыре дня написал и тут же от­правил Некрасову «Записки маркера» (по своим сто­личным и тифлисским впечатлениям), в которых дока­зывал: так, как живет дворянство, жить больше нельзя! Этому рассказу писатель придавал особенное значение.

Восьмого октября 1853 года Толстой уехал в Старогладковку, где стояла его батарея, получил вскоре офицерский чин, но в отставку выйти не удалось: на­чалась война с Турцией, и он был назначен на Дунай­ский фронт, откуда попал на оборону Севастополя. «Севастопольские рассказы», бесспорно, поставили мо­лодого Толстого в один ряд с передовыми ведущими русскими литераторами — Некрасовым, Тургеневым, Григоровичем, которые в это время группировались во­круг журнала «Современник».

Так в маленьком затерянном домике Пятигорска на теперешней улице Теплосерной начиналась творче­ская жизнь Льва Николаевича Толстого.