По глубокому
убеждению краеведа Г. Беликова, поручик в ноябре-декабре проживал на
Воробьевке. «Кавказский календарь» на 1855 год сообщал, что «эта часть города,
расположенная на возвышенной равнине и признанная в климатическом отношении
самой здоровой, состояла из одной улицы, которая простиралась в длину более как
на целую версту».
Герман
Алексеевич ссылается на воспоминания учителя-пенсионера, детство и юность
которого прошли на этой улице. Павел Степанович Марков пишет: «В 1925 году я
учился в начальной школе имени Калинина на Параллельной улице, ныне
Ломоносова. Из школы с учительницей Е.В. Макеевой мы часто
ходили к
Архиерейским прудам на Ташле. Проход к прудам с Лермонтовской
улицы (ныне Дзержинского -
прим. авт.) был через калитку с
западной стороны дома по сегодняшней улице Дзержинского, 183. На доме
находилась стеклянная доска с надписью: «В этом доме останавливался М.Ю.
Лермонтов». Во дворе дома находился огромный дуб, под которым Екатерина
Васильевна читала нам лермонтовские стихи».
Ставропольский
поэт Александр Екимцев посвятил такие строки лермонтовскому дубу:
... Шумит он под весенний
перегуд,
Ему не спится летними
ночами.
А по коре морщины
все бегут,
Текут морщины времени
ручьями.
Он столько перевидел,
пережил!
И, озаренный лет минувших
светом,
Он с Лермонтовым некогда
дружил,
Бывал не раз наедине
с поэтом.
Пускай былое покрывают мхи,
Но помнит великан
семисотлетний,
Как Лермонтов читал ему стихи
Под звездами туманной ночью
летней...
К этим
воспоминаниям надо, к сожалению, добавить, что со временем мемориальная доска
была утеряна, улица Лермонтова получила новое название, а дуб в середине 70-х
годов прошлого века из-за ветхости рухнул. Срез дерева в четыре охвата
находится в Ставропольском краеведческом музее. На хранение его взял тогдашний
директор В.В. Госданкер. Упавшее дерево полностью не
вывезли, и сегодня в глубине двора, за одноэтажной старой постройкой, куда
редко захаживают посторонние люди, лежит его часть, вросшая в землю, да остался
снимок...
Итак,
Лермонтов проживал на Воробьевке. К зиме в Ставрополе обычно становилось
оживленно, до весенней экспедиции офицеры стягивались в города на постой. Приехали
и сослуживцы Михаила Юрьевича по отряду Галафеева,
раненные в Чеченских сражениях: поручик князь Сергей Трубецкой, подполковник
барон Лев Россильон, Руфин
Дорохов, а также старший сын министра финансов, прапорщик лейб-гвардии
Измайловского полка, прикомандированный к Куринскому
егерскому полку, граф Валерьян Канкрин. Примчался майор Лев (так в шутку друзья называли
Льва Сергеевича Пушкина, произведённого из капитана в майоры десятого
октября). Сам же он себя величал «белым арапом», и современники отмечали
поразительное сходство со старшим братом Александром. Общительный и
жизнерадостный Лев Сергеевич всегда оставался любимцем веселой, шумной
компании.
Воспоминания
прапорщика 20-й артиллерийской бригады А.Д. Есакова, участника экспедиции Галафеева,
дают представление о тех людях, которые окружали Лермонтова в Ставрополе:
«Прочитав в январской книге «Русская
старина» издания 1884 года заметку П.А. Висковатого
о М.Ю. Лермонтове, мне вспомнился 1840 год, когда я, еще совсем молодым
человеком, участвовал в осенней экспедиции в Чечне и провел потом зиму в
Ставрополе, и тут, и там в обществе, где вращался наш незабвенный поэт. Редкий
день в зиму 1840-1841 г. мы не встречались в обществе. Чаще всего сходились у
барона Ипп. Ал. Вревского,
тогда капитана Генерального штаба, у которого, приезжая из подгородней
деревни, где служил в батарее, там расположенной, останавливался. Там, то есть
в Ставрополе, действительно в ту зиму собралась, что называется la fine fleur (цвет молодежи, фр.). Кроме Лермонтова,
там зимовали: гр. Карл Ларберт, Столыпин (Mongo), Сергей Трубецкой, генерального штаба: Н.И. Вольф, Л.В.
Россильон, Д.С. Бибиков,
затем Л.С. Пушкин, Р.И. Дорохов и некоторые другие, которых не вспомню. Увы,
всех названных пережил я. Вот это общество, раза два в неделю собиралось у
барона Вревского. Когда же случалось приезжать из
Прочного Окопа (крепость на Кубани) рядовому Михаилу Александровичу Назимову (декабрист, ныне живущий в
городе Пскове), то кружок
особенно оживлялся. Несмотря на скромность свою, Михаил Александрович как-то
само собой выдвигался на почетное место, и все что им говорилось бывало
выслушиваемо без прерывов и шалостей, в которое чаще других
вдавался Михаил Юрьевич. Никогда я не замечал, чтобы в разговоре с М.А.
Назимовым, а также с И.А. Вревским Лермонтов позволял
себе обычный свой тон persiflage'a (насмешки,
фр.). Не то бывало со мной. Как младший, юнейший в
этой избранной среде, он школьничал со мной до пределов возможного; а когда
замечал, что теряю терпение (что, впрочем недолго заставляло себя ждать), он,
бывало, ласковым словом, добрым взглядом или поцелуем тотчас уймет мой пыл.
..Мне не раз случалось видеть М.Ю.
сердечным, серьезно разумным и совсем не позирующим»1.